Заведующим статистическим бюро местный губернатор Трубников не решился меня утвердить ввиду полученного им плохого отзыва департамента полиции, но, после долгих переговоров с председателем управы, согласился на формальный компромисс: председатель управы фиктивно взял на себя заведование бюро, а я был утвержден его помощником. Дело от этого ничуть не менялось. Председатель управы С. А. Хвостов, по соглашению со мной, не вмешивался во внутренние дела бюро, в котором действовала вышеописанная мною «конституция», а в земском собрании не председатель управы, а я был докладчиком по своему отделу. «Власть» заведующего я получил со всеми ее терниями, — постоянно лавируя между своей статистической вольницей и управой, хлопоча у губернатора об утверждении неблагонадежных статистиков и отбиваясь внутри бюро от нападок наиболее строптивых сотрудников.
Гораздо труднее мне было ладить со сменившим С. А. Хвостова на посту председателя управы С. Н. Масловым. Это был человек весьма почтенный, широко образованный, строгих нравственных правил и твердых политических умеренно-либеральных убеждений. Был он также добросовестным работником, но его мелочное вмешательство в работу земских специалистов раздражало этих последних и постепенно вело к порче личных отношений и всевозможным неприятностям. Нас, заведующих отделами земского хозяйства, он прямо замучивал, требуя, чтобы мы представляли ему подробнейшие доклады о ходе дела, и доводил нас на этих докладах, происходивших по несколько часов подряд, до нервного состояния. Привыкнув во времена легкомысленного и мало вникавшего в дела Хвостова к самостоятельной работе, заведующие роптали и постепенно начали покидать свои насиженные места в орловском земстве. Мое положение было особенно трудное между придирчивым и въедливым председателем управы и моей статистической вольницей.
В конце концов я не выдержал и, проработав в орловском земстве три года, подал в отставку. Все же работа за эти три года шла успешно. За это время под моей редакцией было издано несколько сборников по текущей и по школьной статистике, с монографиями по некоторым специальным вопросам, и два двухтомных выпуска оценочно-экономического обследования Кромского и Дмитровского уездов.
Два лета я провел в разъездах с партией статистиков по Кромскому и Дмитровскому уездам. Здесь, как и во Псковской губернии, крестьяне связывали наши работы с надеждами на предстоявший передел помещичьих земель, а потому принимали нас весьма радушно. И так же, как и там, меня поразила разница культурности двух смежных местностей, разделенных лишь случайно проведенной административной границей.
В Кромском уезде было много школ, помешавшихся в хороших собственных зданиях, и мало помещиков, большинство которых продали свои земли крестьянам. К счастью для уезда, сохранил свое имение древний старик с огромной седой бородой, уездный предводитель дворянства Шеншин (родственник Фета). Всю свою жизнь он посвятил школьному делу и под старость лет видел плоды своих трудов: по проценту грамотных крестьян Кромской уезд занимал первое место в Орловской губернии. Наоборот, в соседнем Дмитровском уезде было довольно много помещиков, но т. к. среди них не было Шеншина, то было мало школ и крестьяне были дики и неграмотны. В Дмитровском уезде находились два огромных имения — Лобаново, принадлежавшее великому князю Сергею Александровичу, и Брасово, приобретенное Александром III и перешедшее по наследству к его младшему сыну Михаилу. В Брасове велось рациональное хозяйство с большими свеклосахарным и винокуренным заводами и с образцовым рыбоводством в больших прудах. В Лобанове значительная часть доходов от эксплуатации чудеснейшего леса, тянувшегося на протяжении нескольких верст, шла на содержание оранжереи, поставлявшей персики, абрикосы и другие фрукты к обеденному столу тогдашнего московского генерал-губернатора. Особенно дорого стоило возделывание земляники, созревавшей в зимние месяцы. В Брасове с крестьянами обращались сурово, но все же на средства великого князя содержались больницы и школы, в Лобанове же для нужд крестьян не делалось ничего. Лобановские управляющие беспощадно притесняли местных крестьян, и Лобановский район считался одним из самых бедных в уезде.