Тогда мне казалось, что настоящей жизнью, важной и значительной, хотя и сопряженной с неприятностями и волнениями, я жил лишь в тех городских центрах, где протекала моя общественная деятельность, а здесь, за Крымскими горами, я лишь отдыхал в недрах своей семьи. Теперь, оглядываясь назад и оценивая свою прошлую жизнь, я думаю иначе. Ведь от всей моей политической деятельности и общественной работы не осталось почти никаких следов, а дружная семья, объединявшаяся на южном берегу Крыма, существует и до сей поры. И то ценное, что она дала моим детям, ими не растрачено…
В конце октября 1904 года я получил из Москвы приглашение приехать на совещание земцев-конституционалистов. Само собою разумеется, что я сейчас же отправился туда, понимая, что, при создавшейся в России политической обстановке, настает момент для решительных действий. В Москве я узнал, что бюро земцев-конституционалистов, совместно с шиповской «Беседой», наметило создать съезд, который должен открыто высказать политические пожелания земской России, Обсуждалась резолюция, которая затем была принята большинством на первом общеземском съезде в Петербурге 6 ноября 1904 года. Предполагалось, что на этот съезд соберутся председатели губернских управ и земские гласные, выбранные для участия на съезде частными совещаниями гласных. Так как меня никто не выбирал, то я не счел себя вправе участвовать в съезде и из Москвы поехал назад в Симферополь. Оказалось потом, что я проявил излишнюю щепетильность. Добрая половина членов съезда не имела, подобно мне, никаких полномочий, и я очень жалел, что не был участником этого исторического события.
Постановления первого земского съезда с четко формулированными требованиями конституционных реформ были началом «военных действий» в открывшейся с этого момента войне между Россией и ее правительством. Громкое и ясное заявление того, о чем до сих пор русская интеллигенция могла говорить лишь эзоповским языком, произвело огромнейшее впечатление во всей стране, а то обстоятельство, что смелый поступок земцев не вызвал никаких репрессий со стороны правительства, поощрял даже самых робких людей в проявлении своего недовольства властью. На собравшемся вслед за земским съездом съезде Союза Освобождения было решено поддержать земские требования в разных городах России на целом ряде публичных собраний, приуроченных к празднованию сорокалетия введения судебных уставов, а земцы-конституционалисты решили использовать ближайшую ноябрьско-декабрьскую сессию губернских земских собраний для политической демонстрации. Повод для нее тоже представился удобный: императрица только что произвела на свет наследника русского престола, и земские собрания могли по этому случаю непосредственно обращаться к царю с поздравительными приветствиями.
В ноябре и декабре в большинстве русских губернских городов царило невероятное политическое возбуждение по случаю начавшегося так называемого «банкетного» движения. Газеты были полны описаниями политических банкетов с изложением совершенно непривычно смелых речей ораторов, из которых цензура, однако, неукоснительно вычеркивала слово «конституция». Потом пошли сессии земских собраний с обращениями к царю о необходимости коренных реформ. Инициаторы, земцы-конституционалисты, приспособляясь к господствующим в собраниях политическим настроениям, давали этим обращениям различные формы и содержание. Слово «конституция» в них не упоминалось, но все единодушно настаивали на даровании политических свобод и на созыве народного представительства. В обращениях более левых или смелых собраний при этом указывалось, что народное представительство должно участвовать в законодательстве, в составлении бюджета и в контроле за администрацией, т. е. ему присваивались функции парламента; более умеренные или робкие собрания ограничивались пожеланием, чтобы царь «услышал голос представителей народа», что можно было толковать как пожелание о созыве не парламента, а лишь земского собора.