Я знал, что в Париже есть вегетарианский ресторан, снял комнату по соседству с ним и прожил в городе семь дней. Расходы на поездки и на осмотр достопримечательностей я вел очень экономно. Я осматривал Париж, пользуясь картой города, а также картой и путеводителем выставки. Этого было достаточно, чтобы познакомиться с главными улицами и наиболее интересными местами.
О выставке у меня осталось впечатление, как о чем-то огромном и многообразном. Я прекрасно помню Эйфелеву башню, так как дважды или трижды поднимался на нее. На вершине башни был устроен ресторан, и я позавтракал там, истратив семь шиллингов только для того, чтобы иметь право говорить, что я ел на такой большой высоте.
В моей памяти до сих пор сохранились старинные церкви Парижа. Их грандиозность и царящее в них спокойствие незабываемы. Удивительна архитектура собора Нотр-Дам, превосходно отделанный интерьер с изумительными скульптурами невозможно забыть. Я ощутил тогда, что сердца людей, тративших миллионы на строительство подобных храмов, были исполнены любви к Богу.
Я много читал о парижских модах и о легкомыслии парижан. Подтверждения этому можно было видеть на каждом шагу, но церкви занимали особое место. Каждый, кто входил в церковь, сразу же забывал о шуме и суете большого города. Менялись манеры человека, он исполнялся достоинством и благоговением, проходя мимо коленопреклоненного верующего у иконы Пресвятой Девы. С тех пор во мне все более укреплялось чувство, что коленопреклонение и молитвы – не просто предрассудки: набожные души, преклоняющиеся перед Пресвятой Девой, не могут обожествлять простой мрамор. В них горит подлинная любовь, и они поклоняются не камню, а Божеству, символом которого камень является. Я чувствовал тогда, что такое поклонение не уменьшает, а увеличивает славу Бога.
Должен сказать еще несколько слов об Эйфелевой башне. Не знаю, каким целям она служит сегодня, но в то время одни говорили о ней с пренебрежением, другие – с восторгом. Я помню, что Толстой больше других ругал ее. Он сказал, что Эйфелева башня – памятник глупости, а не мудрости человека. Табак, говорил он, худший из всех наркотиков. С того момента, как человек пристрастился к нему, он стал совершать преступления, на которые пьяница никогда не решится: алкоголь делает человека сумасшедшим, а табак затемняет его разум, и он начинает строить воздушные замки. Эйфелева башня – одно из сооружений человека, находившегося под таким влиянием. Искусство не имеет никакого отношения к Эйфелевой башне. О ней никак нельзя сказать, что она украшала выставку. Она привлекала новизной и уникальными размерами, и толпы людей устремлялись к ней. Она была игрушкой. А поскольку все мы – дети, игрушки привлекают нас. Башня еще раз доказала это. Этим целям, вероятно, Эйфелева башня и призвана была служить.
XXIV. «Допущен». – А что потом?
Я до сих пор ничего не сказал о том, что делал для достижения цели, ради которой отправился в Англию, а именно для того, чтобы стать адвокатом. Пора вкратце коснуться этого.
Студент должен был выполнить два условия, чтобы получить диплом юриста и быть официально допущенным к адвокатской практике: «отмечать семестры» (их было двенадцать, общей продолжительностью около трех лет) и сдать экзамены. Вместо «отмечать семестры» существовало выражение «съедать семестры», ибо в каждый семестр полагалось присутствовать по крайней мере на шести обедах из примерно двадцати четырех. «Съедать семестры» не означало обязательно обедать. Необходимо было только являться к установленному часу и оставаться до окончания обеда. Но обычно все ели и пили, кухня была хорошая, вина отборные. Обед обходился от двух с половиной до трех с половиной шиллингов, то есть две-три рупии. Это считалось умеренной ценой, так как в ресторане такую сумму пришлось бы заплатить за одно только вино. В Индии нас, то есть тех, кто еще «не цивилизован», весьма удивляет, когда стоимость напитков превосходит стоимость пищи. И я поражался тому, как люди могли выбрасывать столько денег на спиртные напитки. Впоследствии я это понял. Чаще всего я ни к чему не притрагивался на этих обедах, так как из подававшихся блюд мог бы есть лишь хлеб, отварную картошку и капусту, но эти блюда мне не нравились. Однако впоследствии я освоился и осмеливался спрашивать для себя другие кушанья.
Обед для старшин юридической корпорации обычно был лучше, нежели обед для студентов. Один из студентов (парс, вегетарианец) и я попросили, чтобы нам подавали те же вегетарианские блюда, что и старшинам корпорации. Наша просьба была удовлетворена, и мы стали получать фрукты и овощи с адвокатского стола.