Однако я сдержался и спокойно ответил:
– Я не считаю, что Общество адвокатов имеет право требовать от меня все эти подробности, но готов представить нужное вам письменное показание под присягой.
Показание шета Абдуллы было подготовлено и в должном порядке передано поверенному Общества адвокатов. Тот заявил, что вполне удовлетворен. Иначе обстояло дело с Обществом. Оно опротестовало мое прошение перед Верховным судом, который, однако, отклонил протест, не предложив даже высказаться мистеру Эскомбу. Верховный судья заявил:
– Протест по поводу того, что проситель не приложил подлинного свидетельства, неоснователен. Если он представил ложное показание, то его можно преследовать в судебном порядке и, если вина его будет доказана, лишить права защиты. Закон не делает различий между белыми и «цветными». Поэтому суд не имеет права препятствовать тому, чтобы мистер Ганди выступал в качестве защитника. Мы предоставляем ему право адвокатской практики в суде. Мистер Ганди, вы можете дать присягу.
Я встал и дал присягу архивариусу. Как только я произнес слова клятвы, верховный судья, обращаясь ко мне, сказал:
– Теперь снимите тюрбан, мистер Ганди. Вы должны подчиниться принятым у нас правилам в отношении одежды выступающих в суде адвокатов.
Я понял, что обезоружен. Повинуясь требованию Верховного суда, я снял тюрбан, право на ношение которого отстаивал в суде магистрата. Дело было не в том, что если бы я воспротивился требованию, то мое сопротивление нельзя было бы оправдать. Я хотел сберечь силы для более значительных боев. Я не должен был растрачивать мое мастерство бойца, настаивая на праве носить тюрбан. Оно заслуживало лучшего применения.
Шету Абдулле и другим друзьям не понравилась моя покорность (не слабость ли это?). Они считали, что я должен отстаивать право не снимать тюрбан во время выступлений в суде. Я пытался образумить их, убедить в правоте изречения: «В Риме надо жить как римляне».
В Индии отказ подчиниться требованию английского чиновника или судьи снять тюрбан был бы правильным, но чиновнику суда провинции Наталь, которым я теперь был, неблагоразумно не уважать обычай этого суда.
При помощи этих и подобных аргументов я несколько успокоил своих друзей, но не думаю, что в данном случае полностью убедил их в том, что на вещи надо смотреть по-разному в различных условиях. Однако на протяжении всей моей жизни именно верность истине научила меня высоко ценить прелесть компромисса. Позже я увидел, что дух компромисса представляет собой существенную часть сатьяграхи. Часто это угрожало моей жизни и вызывало недовольство друзей. Но истина тверда, как алмаз, и нежна, как цветок.
Протест Общества адвокатов создал мне широкую рекламу в Южной Африке. Большинство газет осудило протест и обвинило Общество в подозрительности. Реклама до некоторой степени облегчила мне работу.
XIX. Индийский конгресс Наталя
Адвокатская практика была и осталась для меня второстепенным делом. Мне необходимо было сосредоточиться целиком на общественной работе, чтобы оправдать свое дальнейшее пребывание в Натале. Одной петиции относительно законопроекта, лишавшего нас избирательных прав, было недостаточно. Чтобы повлиять на министра колоний, требовалось развернуть агитацию в поддержку этой петиции. Для этого нужна была постоянная организация. Я обсудил этот вопрос с шетом Абдуллой и другими друзьями, и мы решили создать такую общественную организацию.
Очень трудно было выбрать для нее название. Ее нельзя было отождествлять ни с одной другой партией. Название «Конгресс» имело, как я знал, неприятный привкус для консерваторов в Англии, но Конгресс являлся жизненным центром Индии. Я хотел популяризировать эту идею в Натале. Было бы трусостью отказаться от такого названия. Поэтому, приведя все свои соображения, я рекомендовал назвать новую организацию Индийский конгресс Наталя. 22 мая Конгресс начал свой жизненный путь.
В этот день обширное помещение в доме Дады Абдуллы было переполнено. Присутствовавшие восторженным одобрением встретили учреждение Конгресса. Его устав был прост, а взносы – высокие. Только тот, кто платил пять шиллингов в месяц, мог быть членом Конгресса. Зажиточных людей убедили платить, сколько они смогут. Шет Абдулла начал подписной лист взносом в два фунта стерлингов. Двое других знакомых подписались на такую же сумму. Я считал, что мне не следует портить подписной лист, и подписался на один фунт – сумму по моим средствам немалую. Но я подумал, что если только устроюсь, то это будет мне по силам. И Господь помог мне. В общем, у нас получилось довольно много членов, подписавшихся на фунт в месяц. Еще больше было подписавшихся на десять шиллингов. Кроме того, некоторые пожелали сделать пожертвования, которые были с благодарностью приняты.