Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем увертюра была публично исполнена. За этот период я успел пережить много новых впечатлений, к рассказу о которых и перехожу теперь.
Короткая, но столь бурная студенческая жизнь не только задержала ход моего музыкального развития, но почти парализовала во мне всякую духовную жизнь. Однако, как уже было сказано, я не совсем забросил тогда занятия музыкой. Теперь же, когда весь этот угар улегся и во мне снова проснулся интерес к миру политических явлений, я впервые почувствовал прямое отвращение к бессмысленному студенческому распутству. И действительно, скоро я забыл весь этот кошмар. Борьба Польши за освобождение из-под русского гнета[177] была тем событием, которое наполнило мою душу все растущим восторгом. Кратковременные успехи поляков в мае 1831 года привели меня в изумление и экстаз: мне казалось, что совершается чудодейственное обновление мира. Напротив, весть о битве под Остроленкой поразила меня несказанно: как будто мир на моих глазах снова рушился.
Когда в студенческом кабачке, в обществе товарищей, я затронул в беседе одно из этих событий, меня грубо и зло вышутили, и тут я впервые ясно увидел ужасную, теневую сторону царившего в немецком обществе духа. В этой среде принципиально подавлялся всякий открытый энтузиазм: все втискивалось в рамки напускной внешней бравады, сердечной сухости и подчеркнутой бесчувственности. С величайшим хладнокровием и без малейшего желания напиваться допьяна и делать долги считалось почти такой же доблестью, как мужество на дуэли. Лишь впоследствии я понял благородную сущность немецких Burschenschaft’oв [студенческих обществ], совершенно скрытую под этими уродливыми извращениями студенческого духа. Но тут я лично ощутил всю возмутительность господствующего настроения, когда в ответ на выражения глубокой печали по поводу несчастного сражения под Остроленкой меня грубо осадили.
Должен к чести своей сказать, что эти впечатления помогли мне быстро порвать с разнузданным студенческим миром. В период занятий с Вайнлихом я позволял себе одно-единственное развлечение: каждый вечер я посещал кондитерскую Кинчи на Клостергассе [Klostergasse], где со страстным рвением поглощал свежие номера газет. Здесь многие мне сочувствовали. Охотно прислушивался я часто к разговорам пожилых людей, оживленно беседовавших о политике. Интересовали меня тогда и беллетристические журналы, и я снова стал много читать, хотя без особого разбора. Теперь стало привлекать мое внимание все остроумное, все блестящее, тогда как раньше меня увлекало только все грандиозное и фантастическое. Но глубже всего меня захватила все-таки судьба польского восстания: осаду и взятие Варшавы я пережил как личное несчастье.
Неописуемо было мое волнение, когда через Лейпциг стали проходить первые партии польских эмигрантов, направлявшиеся во Францию, остатки разбитой польской армии, и никогда не забуду того впечатления, какое произвел на меня вид первой группы этих несчастных, расположившихся в гостинице Grünen Schild [ «Зеленый Щит»] на Фляйшергассе [Fleischergasse]. Охватившее меня тогда глубокое уныние сменилось восторгом и настоящим энтузиазмом, когда в фойе Гевандхауза, где в тот вечер исполнялась симфония c-moll[178] Бетховена, я имел возможность увидеть близко группу этих героев, состоявшую из нескольких выдающихся вождей польского восстания.
Особенно привлекли мое внимание могучая фигура и мужественное лицо графа Винцента Тышкевича[179]: в этом человеке сочеталось спокойное, благо-родное достоинство с совершенно новым для меня выражением твердости и благожелательной простоты. Весь вид этого человека, в кунтуше и красной бархатной шапке, с истинно королевской осанкой, сразу уничтожил во мне все былое преклонение перед взвинченной повадкой «боевых петухов», столь характерной для наших героев из студенческой среды. Я был счастлив, когда вскоре увидел именно этого человека в доме моего зятя Фридриха Брокгауза. Здесь я встречался с ним довольно часто как с человеком почти близким.
Дело в том, что мой зять проявил особенно горячее участие к несчастным польским повстанцам. Он стоял во главе комитета, организовавшего помощь бездомным скитальцам, и лично приносил этому делу в течение долгого времени очень серьезные жертвы. Отныне дом Брокгауза приобрел для меня особенную привлекательность. Вокруг графа Тышкевича, являвшегося в наших глазах центральным светилом маленького польского мирка, группировалось несколько других богатых эмигрантов. Из них в моей памяти особенно живо запечатлелась фигура некоего ротмистра Банземера [Bansemer], человека, отличавшегося безграничным добродушием, но и не менее безграничным легкомыслием и сверх того владевшего великолепной четверкой лошадей, на которых он с такой бешеной быстротой проезжал по городу, что приводил лейпцигских обывателей в настоящую ярость. Припоминаю, кроме того, что однажды я сидел за одним столом с тем самым генералом Бемом[180], чья артиллерия под Остроленкой проявила такие чудеса геройства.
177
Польское восстание 29 ноября 1830 г. – 21 октября 1831 г. (польск. Powstanie listopadowe), национально-освободительное восстание против власти Российской империи на территории Царства Польского, Литвы, частично Белоруссии и Правобережной Украины. Велось под лозунгом восстановления «исторической Речи Посполитой» в границах 1772 г. 4 декабря было сформировано Временное правительство, в Петербург были посланы делегаты для переговоров с русским правительством. Польские условия сводились к следующему: возвращение восьми воеводств; соблюдение конституции; вотирование налогов палатами; соблюдение гарантий свободы и гласности; гласность заседаний сейма; охрана королевства исключительно собственными войсками. За исключением первого, эти требования не выходили за рамки Венской конвенции 1815 г., гарантировавшей конституционные права Польши. Николай I, однако, не обещал ничего, кроме амнистии. Когда 25 января 1831 г. об этом было сообщено сейму, последним немедленно был принят акт о низложении Николая I и запрете представителям династии Романовых занимать польский престол. 5–6 февраля главные силы русской армии несколькими колоннами вступили в пределы Царства Польского. 14 февраля произошло сражение при Сточеке. Это первое сражение войны оказалось удачным для поляков и чрезвычайно подняло их дух. Польская армия заняла позицию при Грохове, прикрывая подступы к Варшаве. 19 февраля началась битва при Грохове. Первые атаки русских были отбиты поляками, однако 25 февраля поляки оставили позицию и отступили к Варшаве. Поляки поставили своей целью атаковать русскую гвардию, которая находилась между Бугом и Наревом, в деревнях вокруг Остроленки. 26 мая последовал горячий бой под Остроленкой; польская армия численностью 40 000 человек была разбита 70-тысячной русской армией. 19 августа началось обложение Варшавы. 6 сентября, после ожесточенного артиллерийского обстрела, русская пехота пошла в атаку. Варшава была взята. Остатки основной польской армии к началу октября перешли в Пруссию и там были разоружены. Оставались только гарнизоны Модлина и Замостья; Модлин сдался 8 октября, Замостье – 21 октября. 26 февраля 1832 г. было объявлено, что Царство Польское становится частью России, упразднялись сейм и польское войско. Старое административное деление на воеводства было заменено делением на губернии, на территорию Польши распространялись действовавшие во всей России монетная система, система мер и весов.
Во всей Европе восстание было встречено с большим сочувствием, а его поражение воспринималось как национальная трагедия польского народа. В частности, именно такое отношение к польским событиям выразили В. Гюго, Г. Гейне и П.-Ж. Беранже. В России, естественно, преобладали противоположные настроения; особенно показательными в этом отношении стали два стихотворения А. С. Пушкина: «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Стихотворение «Клеветникам России» обращено к депутатам французской палаты и французским журналистам; «Бородинская годовщина» написана по поводу взятия предместья Варшавы Праги 26 августа 1831 года – в день годовщины Бородинской битвы.
179
Тышкевич Винцент (Tyszkiewicz; 1792–1839 (?)), граф, польский военный деятель. Родился в Галиции; получил образование в Вильне (с 1918 г. Вильно; ныне Вильнюс). На военной службе с 1809 г. Один из руководителей Польского восстания 1830–1831 гг. После поражения восстания эмигрировал в Саксонию, а оттуда – во Францию.
180
Бем Юзеф Захариаш (Józef Zachariasz Bem; 1794–1850), польский генерал, главно-командующий войск венгерской революции 1848 г., фельдмаршал турецкой армии. Закончил артиллерийское училище в Варшаве. Участвовал в войне 1812 г. на стороне французов. Самое активное участие принял в Польском восстании 1830–1831 гг. Отличился в боях при Доманицах, Иганье и Остроленке. Был назначен главнокомандующим польской артиллерией. После поражения восстания бежал сначала в Германию, затем в Париж. Там пытался создать Польский легион, чтобы бороться на стороне Педру I в гражданской войне в Португалии, однако из этого ничего не вышло. Принимал непосредственное участие в революционных событиях 1848 г.: во время мартовского восстания в Вене организовал сопротивление правительственным войскам; после капитуляции бежал в Венгрию, где под предводительством Лайоша Кошута боролся против австрийских и русских войск. В июле 1849 г. потерпел поражение под Темешваром и Германштадтом. Однако продолжал сопротивление и лишь после еще одного поражения под Темешваром бежал в Турцию. Там Бем принял ислам. Под именем Амурат-паши занялся преобразованием турецкой армии. По настоянию России и Австрии он в 1850 г. был выслан в Алеппо (Сирия). В ноябре того же года во главе турецкой армии подавил восстание арабского населения против христиан, но силы его оказались подорванными и в декабре Бем скончался.