В 1890 г. родился мой последний ребенок. У меня теперь было пять детей, и на время мне пришлось воздержаться от активного участия в общественной жизни. Когда Анни Безант ушла из Лондонского Школьного Совета, мне предложили выставить свою кандидатуру, но при всем своем интересе к этой работе я решила отклонить это приглашение. Однако, когда в следующем году возникла новая организация женщин для завоевания ими избирательного права («Лига избирательных прав женщин»), я сочла своим долгом вступить в нее.
Лига выработала новый билль, дающий женщинам избирательное право, и организовала агитацию в его пользу, в которой приняла участие и я. Мы устраивали публичные собрания, на которых выступали с речами и к выступлению в которых приглашали сочувствующих биллю членов Парламента. На одном из этих митингов говорил м-р Хальдэн и сопровождавший его молодой человек. Этот молодой человек, сэр Эдуард Грей, тогда только начинавший свою карьеру, выступил с красноречивой защитой прав женщин. Не надо удивляться тому, что этот самый Эдуард Грей сделался впоследствии решительным противником избирательного права женщин. Я знавала многих молодых людей, начинавших свою политическую карьеру речами в пользу политического равноправия женщин и переходивших потом в лагерь его противников. Этим молодым и честолюбивым политикам надо каким бы то ни было способом обратить на себя общественное внимание, и наиболее пригодное для этого средство – выступление в защиту того или иного прогрессивного движения, вроде движения в пользу распространения избирательных прав на женщин или на рабочих.
В 1893 году мы вернулись из Лондона в Манчестер, где я снова взялась за работу в «Обществе избирательных прав женщин». Следуя моему совету, члены Общества стали устраивать первые собрания под открытым небом; это продолжалось до тех пор, пока в результате такой агитации нам не удалось собрать грандиозный митинг в зале «Свободной Торговли». С этой поры началась пропаганда среди рабочего населения, о которой я давно уже мечтала.
Началась новая и полная поглощающего интереса полоса в моей жизни. Я уже упоминала о том, как вожди либеральной партии советовали женщинам доказать свою зрелость для получения политических прав работой в городском самоуправлении, в частности – занимая неоплачиваемые должности. Значительное число женщин последовало этому совету и стали работать в попечительных и школьных советах. Так как мои дети подросли настолько, что я могла теперь оставить их на попечение бонн, то ничего не мешало мне заняться этой же деятельностью. Уже спустя год по возвращении в Манчестер я выставила свою кандидатуру в члены Совета по общественному призрению; всего несколько недель перед тем я безуспешно пробовала стать членом Школьного Совета. На этот раз, однако, я была выбрана и прошла значительным большинством.
Советы по общественному призрению, как известно, заведуют средствами, получающимися от налога для бедных, а также теми субсидиями, которые добавочно ассигнуются министерством местного управления. Совет заведует также учреждением, известным у нас под названием рабочего дома. Эти рабочие дома представляют собой нередко соединение целого ряда учреждений для бедных. Так, например, мой рабочий дом состоял из больницы на 900 кроватей, школы с несколькими сотнями учащихся, фермы и многих мастерских.
Вступив в должность, я скоро убедилась, что в нашем участке, Чорлтоне, законы о бедных применяются бездушно и сурово. Прежний состав Совета состоял из людей, известных в качестве сторонников экономии во имя уменьшения местного налога на бедных. Они пеклись не о бедных, а о плательщиках налога, да и о последних заботились они плохо: я скоро удостоверилась в крайне небрежном расходовании денег. Хотя обитателей рабочего дома кормили плохо и недостаточно, заметно было чрезмерное расходование съестных продуктов… Мне пришлось столкнуться с рядом других непорядков в ведении всего дела, и с первых же дней я выступила с предложением различных реформ, имеющих целью устранить излишнюю жестокость и сделать жизнь призреваемых несколько более приятной.
Однако, скоро я должна была убедиться, что при существующих условиях закон о бедных не может дать всего того, что имелось в виду при его издании. Нужны новые законы, и мне скоро стало ясно, что у нас не может быть надежды добиться их, пока женщины не получат права голоса. В годы моей деятельности в качестве попечительницы, а также и в последующие годы, женщины-попечительницы во всех углах страны тщетно добивались реформы законов о бедных. Их особенно возмущали такие порядки, на которые мужчины не обращали внимания. Достаточно упомянуть о девушках-матерях и об их малютках. Незаконные дети – большей частью матерями их являются молодые, совсем неопытные служанки, – отдаются за деньги на воспитание. Полагается, чтобы попечители советов по общественному призрению назначали специальных инспекторов для посещения тех женщин, которые берут детей на воспитание. Но закон устанавливает, что если отец незаконного ребенка вносит ничтожную сумму в 20 фунтов, то воспитатели последнего не подлежат надзору и контролю. Поскольку фермерская семья, специализировавшаяся на воспитании детей, держит одновременно лишь одного ребенка, за которого отцом внесены 20 фунтов, постольку их дом огражден от посещений инспектора. Разумеется, грудные дети умирают ужасно скоро, часто еще до того, как истрачены полученные двести рублей, и фермер может свободно искать новую жертву. Долгие годы, как я уже сказала, женщины тщетно добивались этой ничтожной реформы законов о бедных с целью обеспечить действительную охрану всех незаконных детей и сделать невозможным для всякого состоятельного негодяя избавление от дальнейшей ответственности за своего ребенка уплатою ничтожной суммы денег. И неудачу следует приписать только тому, что в реформе были заинтересованы одни лишь женщины.