Я снова проигнорировал сообщение, вышел за дверь, забрал тарелку с едой и сел есть рядом с зеркалом. Из зеркала на меня смотрело уже привычное отражение Тераса, он снова обвил мою голову «руками», а я просто продолжал есть.
— Ты хочешь мне что-то сказать? Я не понимаю тебя — Терас оставался прежним, а я продолжал есть рис с бобами. — Не похоже, что ты пытаешься меня напугать, ведь, если бы ты что-то мог сделать, то не пытался со мной «поговорить». Чем тебя так беспокоит моя голова?
Я смотрел на Тераса прямо, его темнота поглощала моё внимание, напоминая черную дыру, которая засасывает пространство вокруг. Почему-то я чувствую спокойствие, когда смотрю на него, и есть еще нечто, что я ощущаю, но пока не могу понять это.
Условно говоря, сейчас я больше не одинок, ведь в моем отражении появился Терас. Его изучение доставляло мне удовольствие, притягивало вместо того, чтоб напугать. Мы все тянемся к неизведанному, даже, если не осознаем, что за этим стоит. Жажда риска? Быть может, но думаю, всего лишь человеческая глупость и любопытство.
Последние дни у меня не было каких-то дел, я просто проводил время в комнате. Особенно много часов я находился возле зеркала, я так много изучал Тераса, что мне казалось, что смогу заметить любое его изменение. Я будто ждал, когда он мне что-то скажет, но он не мог заговорить первым, а лишь только давал немые ответы.
Я много спал и часто думал о том сне с родителями, но его продолжение так и не смог увидеть. Мне хотелось знать, почему я не успел добежать до мамы, откуда взялся занавес темноты и почему я слышал голос мамы отдаленным эхом. Наверное, мне совсем делать нечего, если я забочусь о снах, а не о жизни.
Ник прекратил мне писать, а я каждый день собирался с силами, чтобы отправить ему сообщение. Чем дольше я откладывал это дело на потом, тем больше чувствовал вину. Временами я вспоминал наши вечерние вылазки погулять и игру в баскетбол, но эти воспоминания больше не давали света. Я не понимал, что может мне помочь, да и причину своего состояния я тоже не особо осознавал. Мама не раз говорила о том, чтобы я сходил на беседу с психотерапевтом, но давить она не могла, слишком опасалась за меня. Последняя наша с ним встреча закончилась тем, что он прописал мне антидепрессанты, однако рассказать что-то о своем состоянии у меня не было сил. Он обмолвился стандартными фразами «Через месяц на приём», «Если что-то будет беспокоить, звоните мне», «Захотите поговорить, не дожидайтесь следующей консультации, приходите». Я не знал, что ему говорить, о чём я могу вообще рассказать человеку, которого и не знаю? Мне было трудно самому себе что-то сказать, я и говорить с собой начал только через Тераса. Так я чувствовал, что не один, меня слушают, но и мой бред никто осудить не мог, ведь Терас явно никому не расскажет сказанное мной. Вот я и сидел часами перед зеркалом, всматриваясь в его черную материю и рассказывая ему фрагменты воспоминаний из детства. Больше мне нечего было сказать, моя жизнь сейчас была заполнена только учебой и страхами перед своим будущем. Никто никогда от меня ничего не требовал, но я сам для себя был самым суровым судьей. А сейчас мне то и судить было нечего, наверное, я просто проиграл суд, но почему-то не расстроился, а лишь почувствовал облегчение.
В один из дней, перелистывая свои воспоминания в голове, я вспомнил один важный фрагмент — моя первая влюблённость. Когда-то я спрятал это воспоминание в старые шкафы моей помойки разума, но раз уж сейчас я бродил в каждой комнате, то невольно наткнулся на эти обшарпанные и пыльные шкафы. Доставать этот фрагмент не было уж таким приятным занятием, но если я занялся этим, почему бы не рассмотреть ближе эти старые воспоминания. Это произошло три года назад, хотя история началась значительно раньше.
Тогда мы ещё гуляли с Ником не только вдвоём, а вместе с нашей общей подругой Дженни. Что сказать о ней? Милая, забавная, прямая в словах, с характером искры, поджигающей всё вокруг. В ней я находил то, чего не хватало мне самому — смелости. Мы влазили во всякие передряги, воровали яблоки на рынке, дрались со школьными хулиганами, которые задевали слабых ребят из нашего класса. С ней я чувствовал свою силу, будто не было в голове преград. Я дышал так свободно, ведь легкие были наполнены цветущей омелой, которая так ждала первого поцелуя. Но я редко позволял себе об этом думать, пряча желания, как можно дальше. Бывало, что мы втроём прогуливали последние уроки, покупали пиццу в ближайшем магазине и бежали в заброшенный парк, который давно зарос высокой травой. Там было спокойно, и редко кто приходил, ведь власти города решили направить деньги на другие «нужные» дела, а парк загадили и запустили так, что люди боялись туда ходить. А для нас это было идеальным местом, поэтому мы всегда шли к большому дубу и прятались от солнца в его тени.