-А теперь, скажи мне, сын, заслужила твоя мама прощения или она до сих пор плохая? Ты знаешь, ты можешь винить меня во всем и будешь прав, по- своему. Но не ее. Она делала все, чтобы изменить нашу жизнь. Только одного она понять так и не смогла - меня невозможно изменить.
Я убежала. Не смогла дальше слушать. В ушах звучали его последние слова. Бежала и ревела, чисто по-женски. Устала быть сильной, устала бояться за самых дорогих мне людей.
-Лена? Лена! Он что тебя обидел?
Слова Викинга, вставшего на моем пути, дошли до меня не сразу. Я подняла мокрые глаза на него и уставилась в немом вопросе. А потом я расхохоталась, горько и с надрывом, истерично. Пришла в себя только тогда, когда мою щеку что-то обожгло.
-Прости, прости,- прошептал Вик,- Я не знал, как тебя еще остановить, слов ты не слышала.
-Возвращаешь долги, Викинг? - от ледяного голоса мужа я вздрогнула и обернулась. Антон стоял в своей излюбленной позе - непринужденно и засунув руки в карманы брюк. - Моя жена спасла тебя, и ты теперь считаешь себя обязанным, понимаю. Но тебе не стоит забывать соблюдать дистанцию.
Викинг стоял и хмурился, Антон выдержал паузу и добил предполагаемого соперника:
-Она моя, Викинг.
Они стояли и стреляли друг в друга глазами. А я же, стоя ровно посередине, между ними, отчетливо понимала, что сейчас они делят не женщину, а территорию. И так противно стало от этого, хоть волком вой.
Повернулась, чтобы уйти, но не тут-то было. Антон взял меня под руку.
-Я приехал, когда ты попросила, хотя это было почти невозможно, поэтому сейчас не надейся уйти от разговора.
Вик как-то недобро хмыкнул и, посмотрев на него, я поняла, что он готов костьми лечь, чтобы я не пошла с Антоном. Глупо и страшно. Вику не нужно было моих слов, он все понял по моему лицу и просто ушел. Антон ухмылялся. Он выиграл, в очередной раз, и не скрывал свою победу. Кто я? Что я? Статуэтка? Главный приз? Кто я для него теперь? И как давно перестала быть просто любимой женщиной?
-Пойдем, - бросила я, направляясь в свою комнату в осточертевшем мне доме. Он пошел за мной, молча, ступая легким шагом.
Мы стояли друг напротив друга и молчали. Я не знаю, почему молчал он. Я же пыталась разглядеть в этом незнакомце своего мужа. Черт, ведь даже внешности не осталось!
-Знаешь, мне вдруг мысль пришла - если ты еще раз изменишь свой облик, я уже точно не узнаю тебя. Смешно.
-Не смешно,- серьезно ответил он.
-Отпусти меня.
-Я давно тебе говорю, езжай во Францию вместе с Киром. Я приеду как смогу.
-Ты меня не понял,- сказала я, пристально глядя на него, - Отпусти меня совсем. Все равно ведь не нужна.
В ступоре он стоял секунд десять, потом быстро подойдя ко мне, прижал к стене всем телом и, взяв меня за подбородок, тихо произнес:
-Это ты меня не поняла, родная. Ты моя.
Целоваться он умел. Всегда умел, так, что дух захватывало, а в животе бабочки порхали.
-Ты меня любишь? - почему-то услышать эти слова от него было просто необходимо.
-Тебе не кажется, что это глупый вопрос? - прохрипел он в перерыве между поцелуями.
-Просто ответь.
-Да.
-Тогда останься со мной, Тошка не уезжай.
-Я не могу, ты же знаешь.
-Пожалуйста, ты мне нужен,- почти прошептала я, подсознательно уже понимая, что-то важное ускользает от нас.
-Я не могу.
Оттолкнула его. Он прав, я никогда не смогу его изменить, только он не видит главного, что он изменился сам, играя в игры, приносящие страх и боль.
-Где твой подельник Митяй? Ох, извини, кажется, сейчас это называется партнер?
-Не начинай,- предупреждающе сказал он.
-Я знаю про акции, Тошка. Я знаю, что ты опять ведешь опасную и грязную игру. Только все понять не могу, зачем теперь тебе это?
Он молчал долго, я ждала и уже не надеялась на ответ. Но он прозвучал.
-Я хочу остаться в России. Для этого нужны деньги.
-И власть,- подхватила я заученную до оскомины на зубах песенку.
-И власть,- подтвердил он.
-Чем тебе не нравиться Франция? Ты понимаешь, что твои слова — это каприз маленького ребенка! "Я хочу остаться", " Меня не изменишь". Антон, я не тупая! - перешла я на крик, - Ты изменился в последнее время, стал угрюмым, злым. Как тогда, в девяностые. Но тогда, в самом начале, ты меня не любил, почему же сейчас ты так жесток?