Нет. Уже нет.
Тогда это была острая неприязнь, желание оказаться как можно дальше. Отвращение, которое наложилось на симпатию.
Сейчас… Сейчас был страх.
Я защищалась своей «обидой», потому что хотя бы так понимала, как себя вести с ним. А он просто снес это парой фраз.
И что теперь?
Не знаю сколько времени так просидела на кровати, скользя блуждающим взглядом по комнате, но вдруг наткнулась на тюбик с мазью для рук. Замерла.
Не отводя от него взгляда, словно запрещала себе отвлечься и передумать, медленно спустила ноги на пол. Подошла и взяла здоровой рукой.
Оглянулась на закрытую дверь…
- Саш, перевяжешь мне руку?
Вдох-выдох. Глаза в глаза. И его осторожная улыбка, и чуть потеплевший взгляд. Я не могла сказать по-другому, но, кажется, он все понял.
Моя маленькая история_продолжение
Это перемирие казалось хрупким.
Я не забыла, он помнил.
Я в принципе не отличалась «дырявой» памятью, а он никогда не просил прощений.
И все же мы здесь…
- Чему ты улыбаешься? – спросил вдруг.
- Как забавны в нашей жизни случайности, - он не перестал перебинтовывать, но бровями «попросил» пояснить: - Обе встречи с тобой и я с пострадавшими руками.
Кажется, только я нашла эту ситуацию забавной, потому что Александр тут же нахмурился и, не глядя на меня, закончил медицинский уход.
- Что? Я разве что-то не так сказала?
- Это не «забавно», Лида, - спокойно пояснил он, складывая все в чемоданчик, - это халатность. Твоя и окружающих тебя людей. А еще это говорит о твоей невнимательности, не продумывании на несколько шагов вперед…
- Лазарев, - усмехнувшись, сложила руки под грудью, автоматически переходя в более выигрышную позицию, - ты меня сейчас снова собрался отчитывать?
Не сразу он ответил, не сразу. Я различила несколько отчетливых вдохов-выдохов, прежде, чем он сказал:
- Ты можешь принять мои слова как угодно, воля твоя. Но теперь я знаю, что самое страшное в жизни видел сегодня, - подняв на меня взгляд, он договорил: - Когда ты была в доме, а твоя мать пыталась вырваться и побежать к тебе. Как мужчины бегали вокруг дома, заглядывая в окна, чтобы разглядеть тебя. Как сначала с радостью и облегчением мы увидели открывшееся окно, а затем ребенка… И какой жуткий, противный, липкий страх накрыл меня, когда ты не вылезла следом…
- Саша…
- Молчи, Лида, - зеленые глаза смотрели на меня тяжело, словно придавливали. – Ты должна понять, что пока ты там геройствовала и спасала ребенка, людям внизу каждая следующая секунда без тебя казалась смертельной. Чтобы было с твоей матерью, если бы ты погибла? С отчимом? С Катей и многими остальными?
Я застыла словно громом пораженная.
- Ты меня осуждаешь за то, что я полезла спасать ребенка?!
Он качнул головой:
- Нет, я бы поступил так же. Наверное, не знаю, - растер лицо руками, громко выдыхая. – Просто ты – женщина. Молодая, хрупкая, тебе еще жизнь жить, а ты… Я просто хочу, чтобы ты поняла: есть вещи, с которыми в одиночку и самой не справиться. Нужно рассчитывать силы, добиваться помощи того размера, которая действительно поможет…
- Звучит все слишком продуманно. Я не такая… Я не могу строить планы, комбинации, расчеты, стучаться в закрытую дверь, пока человек погибает. Понимаешь?
Он кивнул, но сказал:
- Но ты должна, ради тех, кому небезразлична.
- Я не жалею о том, что сделала сегодня. Да и произошло это по моей вине. И, Слава Богу, все закончилось благополучно. Но случись это снова…, - вздернула подбородок и посмотрела Лазареву в глаза, - я поступлю так же. Я такая, какая есть, Лазарев…
- А, чтобы ты сделала или сказала, будь на твоем месте твой ребенок или безумно дорогой человек? – спросил спокойно, никак не отреагировав на мой выпад.
Это был шах и мат. И мне нечего было сказать, потому что… с этой стороны я не смотрела. Но только на миг представила себя на месте матери, как… «дурно» это не то состояние, которое на меня накатило.