- Ну что-то же надо делать! А если сожгут дом и кто-нибудь пострадает? Нет, Катя, так это дело оставлять нельзя…
- Нельзя, но как решить это я пока не знаю.
И я не знала.
- Пошли спать, тебе завтра уезжать…
- Да какой тут сон…
- Обычный, нормальный сон, - перебила она меня, - я уже привыкла к такому, у них пока только на словах все и кончается. Значит, что-то не дает им действовать.
- Пошли на кухню, - я поднялась из-за стола. – Мне нужен кофе…
- Лучше чай…
- Мне нужен кофе и телефон. Будем звонить.
- Лида, третий час ночи, кому ты собралась звонить? – опешила Катя и замерла, глядя на меня.
- Тому, с кем недавно общалась. Пошли, с твоей кухней я совершенно не умею обращаться.
За чашкой кофе я услышала полную версию происходящего.
Матвей, знакомый Кати, помогал выбираться людям из рабства. Разного. И у меня волосы вставали дыбом от того, что оказывается такое реально может происходить в наше время, но тем не менее… Часть людей он устраивал у себя, часть людей у знакомых, как Катя. И помощь, и временное убежище пока идут разбирательства или готовятся новые документы. По этим людям приходили, но сильно реже.
Дети.
Вот, кто был «золотой жилой».
Я знала, что их большая часть жила или часто гостила здесь – из неблагополучных семей. Их родители на грани лишения прав, а дети одной ногой на пороге детдома. А воспитание и поведение у таких ребятишек чаще всего… соответствующее. Вот и стала Катя, с письменного разрешения всех родителей и всех уполномоченных инстанций, своего рода «круглогодичным пансионом», где помогают учиться, справляться с травмами, где обнимают искренне и заботятся с любовью…
Но где одно, там есть и другое.
Невозможно помогать одним и закрывать глаза на других…
Так, у Кати стали появляться попрошайки. Здесь их всего пятеро, но история каждого… Скажем так, после них я приезжала домой, садилась на кухне и наливала себе стопку водки и тупо пялилась на стену. Не самое мое любимое занятие, но… есть вещи, с которыми обычному человеку справиться сложно, а осознать… еще сложнее.
Меня это непонимание, ощущение бесцельности и невозможности что-либо исправить – угнетало, мягко скажем. И я искренне не понимала, как справлялась Катя.
- Ты знаешь, все это, - она обвела головой круг, потому что никогда не материлась, - высасывает силы. И руки опускаются, когда видишь, сколько еще вокруг всего, но… Ты знаешь, я отрешаюсь: понимаю, что это «мусор и гниль» и ее надо «вычистить». Я беру «веник и совок» и начинаю вычищать на сколько хватит сил. И ты знаешь, - она улыбнулась мягко, - становится легче. И люди появляются и помощь приходит откуда не ждал. Надо не бояться, Лида, и просто делать…
Вот и я сейчас сидела и смотрела на телефон. Почти пять утра. Интересно, если я позвоню сейчас, Кирилл Александрович сбросит или возьмет трубку и пошлет?
- Дождись хотя бы шести, - Катя вышла из гостевого туалета и на ходу промокало лицо полотенцем. – Нам нужна помощь, да, но, Лида…
- Лучше сделать и узнать, чем не сделать и гадать. Я сначала напишу сообщение, а как ответит - позвоню.
Это решение мне далось с трудом, потому что усидеть на одном месте, когда все нутро требовало «начать решать проблему здесь и сейчас», было проблематично.
«Кирилл Александрович, мне очень нужна ваша помощь. Вопрос жизни и смерти»
И я ни капли не преувеличила.
От количества выпитого кофе, пульс отдавал в висках, и хотя я отказывалась, Катя накормила меня сытным завтраком, пока остальные еще спали.
- Я боюсь оставлять тебя здесь одну, - сказала, вытирая посуду. – Кто знает, когда они вернутся…
- Не переживай, я думаю, они впечатлились тобой и чугунной сковородкой, - она приобняла меня за плечи: - А вообще мужчины тут будут еще неделю, что-нибудь придумаем.
Я искренне на это надеялась…
- Я свяжусь с тобой сразу же, как будут новости, - сказала, нехотя укладывая вещи в машину, и посмотрела на Катерину: - И ты мне звони сразу же, если…