— Держу пари, что она сейчас от волнения не находит себе места там внизу, в моей квартире.
— Она не знает, что в Лондоне к тебе возвращалось зрение?
Она покачала головой:
— Учти, ты единственный, кто, кроме Скотланд-Ярда, знает о том, что я видела убийцу мамы.
— Ты, наверно, очень огорчена, — решил Орион. — Но мне кажется, ты еще и рассержена.
Она помолчала. Затем выпалила:
— Если бы я не потеряла зрение, я смогла бы помочь. Маму удалось бы спасти...
Боль пронзила ее грудь.
Орион наблюдал за ней и откликнулся на ее слова:
— То есть ты ощущаешь вину.
— Да. — В ее голосе прозвучало страдание. — Почему я опять ослепла? И в первую очередь, почему же все-таки зрение возвращалось ко мне?
Она рассказала ему о первом проблеске зрения в Варшаве, о том, как оно вернулось к ней в Лондоне и сохранялось, пока она не посмотрела на кольцо с александритом, подаренное дедом.
— Можешь ли ты мне это объяснить? Ведь не чудо же и не какое-нибудь волшебство сделало меня зрячей...
Орион Граполис был похож на медвежонка, носил пышные усы и обладал добрым сердцем. У него был острый ум, что в сочетании с природной добротой делало его не только человеком, способным сострадать, но и прекрасным врачом. Он чувствовал облегчение от того, что убедил Эдду отложить отпуск, хотя и знал, что позже за это придется жестоко расплачиваться. Через некоторое время жена успокоилась и смеялась над его очередной врачебной байкой. И никто, похоже, не мог до конца понять, что возможность помочь значила для него гораздо больше, чем научный вклад в будущее психотерапии.
— Я отвечу тебе вопросом на вопрос, — сказал он. — Скажи мне, что ты думала о себе в дни и недели, предшествовавшие смерти матери? Можешь ли ты сказать, что ты стала увереннее в себе?
Она помедлила, пытаясь вспомнить. Это были хорошие гастроли. До Лондона она отыграла четырнадцать концертов в двенадцати городах. Каждый из них проходил прекрасно, и даже более...
— Странно, что ты об этом спрашиваешь, но помню, как перед поездкой в Лондон я ждала чего-то неожиданного. — Она остановилась. — Примерно то же я чувствовала в Варшаве.
Он кивнул:
— Это укладывается в картину. А как ты себя чувствовала непосредственно перед игрой?
Она улыбнулась:
— Чудесно. Мне казалось, я готова взлететь. Как будто все в мире правильно, и я делаю в точности то, что мне предписано. Это что-нибудь значит?
— Очень даже значит, дорогая Джулия. И, вероятно, именно поэтому зрение возвращалось к тебе непосредственно перед выступлением и в Варшаве, и в Лондоне. Ты была на пике уверенности. Ты была не просто удовлетворена собой, а очень довольна, твое конверсивное нарушение было побеждено психологическим подъемом. Проще говоря, ты вылечила сама себя.
Она сделала глубокий вдох, впитывая его слова.
— Может ли время повлиять на процесс?
— Не всегда. Но ты жила в теплой атмосфере маминой любви. Ты делала работу, которая удовлетворяла тебя. И ты не боролась со своей слепотой. Так?
Она энергично кивнула:
— Именно так! Я вспоминаю свои мысли о том, что, хотя я и слепая, мой мир полон запахов, ощущений и звуков! — Она сделала паузу. — А как насчет кольца моего деда? Как, по-твоему, могло оно спровоцировать возвращение слепоты?
— Я пока не могу сказать ничего определенного, но посмотрим, что нам удастся разузнать сегодня.
Ей так хотелось хоть какой-то гарантии.
— Скажи мне, что мы будем делать?
Он стал удобнее устраиваться в кресле и делал это довольно долго, невзирая на то что Джулии не терпелось начать работать.
— В естественном гипнозе я являюсь просто проводником, который помогает тебе пройти по пути, который ты бы и сама одолела. Я подталкиваю тебя, чтобы ты пустилась, так сказать, в галоп. Другие виды терапии побуждают пациента вначале стать зависимым, а уже затем построить свою независимость. Естественный гипноз предполагает больше совместных усилий. Мы считаем его ненасильственным методом, партнерским, ведь нам предстоит работать вместе.
Он рассматривал ее. Джулия казалась совсем маленькой в этом непомерно большом кресле. Он купил его для того, чтобы дать пациентам ощущение безопасности, сравнимое с нахождением в материнской утробе.
Ее голос вдруг напрягся.
— Мне кажется, в ночь моего дебюта произошло что-то, что заставило меня наутро проснуться слепой. Это не может быть только страх перед зрителями. Никто из моих родственников не может вспомнить ничего особенного. Я должна узнать, что тогда случилось, и сделать это нужно сейчас. Ты говоришь, что естественный гипноз может быть быстрым...
— Это так. Особенно если пациент находится на грани прорыва. Поскольку ты уже дважды спонтанно обретала способность видеть, я бы сказал, что ты готова к этому. Возможно, к очень быстрому продвижению. Но мы не знаем, в какую сторону. Фактически, мы не знаем, произойдет ли сегодня что-нибудь вообще. Ты не должна принуждать себя. Если не сейчас, то когда-нибудь ты в конце концов продвинешься к следующей обязательной стадии болезни и излечения, какой бы она ни была.
— Понимаю.
Но ее лицо просто кричало о нетерпении. Золотисто-каштановые волосы рассыпались, как облако и, когда он на какое-то мгновение отвлекся, она показалась ему похожей на ангела, которого он видел на рождественской елке у матери еще в Афинах.
— Давай-ка начнем. — Его голос смягчился. — Устраивайся максимально комфортно. Знай, что сейчас время для успокоения, и нет ничего важнее покоя. Пусть тело утонет в кресле, и успокаивайся...
— Подожди, — рассердилась Джулия. — Я думала, мы будем заниматься гипнозом. Что ты будешь пытаться ввести меня в транс.
И вновь она вспомнила старые фильмы, в которых раскачивают золотые часы на цепочке перед глазами пациентов и жертв в жутких темных комнатах. Она сделала гримасу, наглядно продемонстрировав пренебрежительное отношение к гипнозу. Немудрено, что она никогда не стремилась к нему. И вообще, возможно, визит сюда был ошибкой.
Он улыбнулся:
— Иногда люди думают, что гипнотизер заставляет «клиента» «заснуть» и делает ему «внушение». Или приказывает смотреть на мерцающий свет свечи, а затем объявляет ему, что у него отяжелели веки, тело цепенеет, и вскоре бедный простофиля засыпает и начинает кудахтать как курица. — Он усмехнулся. — Но это — киношные штучки для профанов. Естественный гипноз основан на снятии психологического напряжения. Ты находишься в сознании и помогаешь мне, а я не Свенгали[25], чтобы указывать тебе, что думать или чувствовать.
Как только мышцы ее лица расслабились, он понял, что она боится не только того, что может узнать о себе, но и просто своего пребывания здесь.
Он продолжил:
— Я считаю, что естественный гипноз эффективен, поскольку мы работаем с тем, что в тебе уже есть. Что бы это ни было, ты должна рассмотреть и описать. Главное — воля к перемене. Вместе мы отважимся посетить прекрасную страну, каковой является Джулия Остриан. Ты можешь быть спокойна, потому что я не скажу и не сделаю ничего такого, что может как-то изменить твою личность, и не собираюсь навязывать тебе какие-то мысли. Итак, мы начнем с некоторых общих успокаивающих упражнений, и я приглашаю тебя пройти их. Это очень просто. Настолько, что ты можешь все сделать сама. Ну что, начнем?
Майя Стерн была вне себя от возмущения, хотя лицо ее при этом ничего не выражало. С Джулией Остриан оказалось не так легко управляться, как ее уверяли. Она стояла в роскошной квартире Острианов, наклонившись над столом, опершись на него костяшками пальцев, и не отрывала глаз от телефона. Она набрала номер тайной, зашифрованной линии, которая, описав электронную дугу вокруг земного шара, в конце концов доставила сигнал в сотовый телефон Крейтона Редмонда.
Но он не ответил. Мобильный телефон с выключенным звуковым сигналом обычно лежал у него во внутреннем кармане пиджака, рядом с сердцем. Хозяин отзывался на виброзвонок и отвечал, если находился в ситуации, допускающей секретный разговор.
Она кипела от злости, расхаживала по комнате, глядя на награды, свидетельства и статуэтки, удостоверяющие таланты этой пианистки Остриан. Ей хотелось перебить их все. Она сняла трубку и нажала кнопку повторного вызова.
25
Свенгали — герой романа «Трильби» Джорджа Дюморье, зловещий демонический гипнотизер, подчинивший своей воле главную героиню произведения.