Что случилось бы, если бы кто-то лишился одновременно семантической и эпизодической памяти, ведь у него не осталось бы ни фактического знания о мире, ни эпизодических воспоминаний о своей жизни? Такого пациента не существует. Но если бы вы все-таки встретили человека, у которого было бы такое сочетание повреждений мозга, что бы он мог сказать вам о своём ощущении «я»? Фактически, если бы у него действительно не было бы ни семантической, ни эпизодической памяти, вряд ли он бы вообще мог говорить с вами или понимать ваши вопросы, не говоря уж о понимании значения «я». Однако его моторные навыки были бы незатронуты, и он мог бы поразить вас, уехав домой на велосипеде.
Свободная воля
Одним из атрибутов нашей индивидуальности является чувство «ответственности» за свои действия и, как следствие, убеждённость в том, что при желании мы могли бы поступить иначе. Это может показаться абстрактным философствованием, но на самом деле играет важную роль в системе уголовного судопроизводства. Человека можно объявить виновным, только если он 1) мог полностью предвидеть другие доступные образы действия, 2) всецело осознавал возможные последствия своих действий, как ближайшие, так и отдалённые, 3) мог принять решение воздержаться от действий и 4) он хотел того результата, который последовал.
Верхняя извилина, ответвляющаяся от левой нижней теменной дольки, которую я раньше называл надкраевой извилиной, в сильной степени участвует в этой способности создавать динамический внутренний образ предвосхищаемых событий. Эта структура сильно развита в мозге человека, её повреждение приводит к своеобразному расстройству под названием апраксия, определяемому как неспособность выполнять действия, требующие навыка. Например, если вы попросите пациентку с апраксией помахать кому-нибудь рукой на прощание, она просто уставится на свою руку и начнёт шевелить пальцами. Но если вы спросите её, что значит «до свидания», она ответит: «Ну, это когда вы машете рукой, покидая компанию». Более того, мышцы её руки в порядке, она может развязать узел. Её мышление и языковые способности не задеты, как и её моторная координация, но она не может перевести мысль в действие. Я часто задумывался, не развилась ли эта извилина, которая есть только у людей, первоначально для изготовления и оснащения многокомпонентных инструментов, например, насаживание топора на соответствующим образом вырезанное топорище?
Все это лишь часть истории. Мы обычно думаем о свободе воли как о двигателе, связанном с нашим ощущением того, что мы сознательные личности, у которых есть множество выборов. У нас есть только несколько догадок о том, откуда появляется это чувство активности желание действовать и вера в свои возможности. Очень помогает исследование пациентов с повреждённой передней частью поясной извилины в лобных долях, которая, в свою очередь, получает основной сигнал от верхних теменных долек, включая супрамаргинальную извилину. Такое повреждение может привести к акинетическому мутизму, или бодрствующей коме, которую мы наблюдали у Джейсона в начале этой главы. Некоторые пациенты через несколько недель восстанавливаются и говорят что-то вроде: «Я был полностью в сознании и знал, что происходит, доктор. Я понимал все ваши вопросы, но просто не хотел на них отвечать или вообще что-либо делать». Оказывается, желание критически зависит от передней части поясной извилины.
Другим следствием повреждения этой извилины является синдром «чужой руки», при котором рука пациента выполняет действия, которых пациент не желает. Я осматривал женщину с таким расстройством в Оксфорде (вместе с Питером Халлиганом). Левая рука пациентки вытягивалась и хватала предметы без её намерения, и ей приходилось пользоваться правой рукой, чтобы разжать пальцы левой и заставить её отпустить предмет. (Некоторые аспирантымужчины в моей лаборатории называли это расстройство «синдромом третьего свидания».) Синдром «чужой руки» подчёркивает важную роль передней части поясной извилины в проявлении свободной воли, трансформируя философскую проблему в неврологическую.