«Да, самое лучшее будет сходить в больницу и проведать эту женщину», — подумал он.
Покончив с едой, он снова направился к дому, чтобы задать консьержке еще пару вопросов. С трудом сдерживая раздражение, та сообщила ему, что бывшую жиличку зовут мадемуазель Шуле.
— Бедная женщина! — проговорил Трелковский и записал имя на оборотной стороне конверта.
2. Бывшая жиличка
На следующий день в точно назначенный час для посещения больных Трелковский вошел в дверь больницы Сан-Антуан. Одет он был в свой единственный темный костюм, а в правой руке нес фунт апельсинов, завернутых в старую газету.
Он всегда с неприязнью относился к больницам; ему казалось, что здесь за каждым окном в любой момент может раздастся последний хриплый вздох умирающего и что стоит ему хотя бы на мгновение отвернуться, как из больницы сразу же начнут вывозить трупы. И врачей, и медсестер он считал подлинными чудовищами, живым воплощением бессердечия, хотя и восхищался их преданностью чувству долга.
В окошке для справок он поинтересовался, нельзя ли проведать мадемуазель Шуле. Молодая дежурная просмотрела свои записи.
— Вы член семьи? — спросила она.
Трелковский заколебался. Если он ответит отрицательно, не укажет ли она ему на дверь? Наконец он все же решился и произнес:
— Я ее друг.
— Палата 27, койка 18. Но сначала поговорите со старшей сестрой.
Он пробормотал слова благодарности и вошел в здание больницы. Палата 27 представляла собой громадное помещение, по размерам не уступавшее залу ожидания солидного вокзала. Во всю его длину выстроились четыре ряда коек. Вокруг их белых прямоугольников кое-где кучковались небольшие группки людей, мрачное одеяние которых резко контрастировало с окружающей обстановкой. Это был час «пик» для посетителей. Непрекращающийся гул, походивший на рокот запертого в ракушке моря, давил ему на уши. Неожиданно рядом с ним материализовалась женщина в белом, которая сразу же агрессивно выпятила нижнюю челюсть.
— Что вы здесь делаете? — требовательным тоном спросила она.
— Вы старшая сестра? — в свою очередь спросил Трелковский, а когда челюсть утвердительно дернулась, продолжил: — Моя фамилия Трелковский. Как хорошо, что я вас встретил, потому что в справочном окне мне порекомендовали сначала поговорить с вами. Я насчет мадемуазель Шуле.
— Койка 18?
— Да, мне именно так и сказали. Я могу ее видеть?
Старшая сестра нахмурилась, сунула в зубы карандаш, задумчиво покрутила его пальцами и лишь потом ответила:
— Ее нельзя беспокоить. Вплоть до вчерашнего дня она находилась в коме. Идите, только ведите себя очень тихо и не пытайтесь заговорить с ней.
Трелковскому не составило большого труда отыскать койку под номером 18. На ней лежала женщина с забинтованным лицом; ее левая нога была подвешена на сложной системе блоков, грузов и растяжек. Единственный видимый между бинтами глаз был открыт.
Трелковский и в самом деле очень тихо приблизился к постели. Он не мог точно сказать, заметила ли женщина его появление, поскольку глаз ни разу даже не моргнул, а остальная часть лица была покрыта бинтами, и потому было невозможно определить, какое у нее выражение. Он положил апельсины на прикроватную тумбочку и опустился на маленький табурет.
Женщина оказалась старше, чем он себе ее представлял. Дышала она с большим трудом, а широко раскрытый рот чем-то напоминал черный колодец посередине белого поля. С неожиданным замешательством он заметил, что один из ее верхних резцов отсутствует.
— Вы ее друг?
Он едва было не подпрыгнул от неожиданности, поскольку совершенно не заметил приблизившегося к кровати второго посетителя. И без того влажный лоб Трелковского покрылся бисеринами пота, и он почувствовал себя преступником, которого вот-вот разоблачит свидетель, о существовании которого он совершенно забыл. В мозгу его разом промелькнули десятки самых безумных объяснений и оправданий, но другой посетитель — им оказалась молоденькая девушка — заговорил снова:
— Скажите, ради Бога, что произошло? Вы знаете, почему она пошла на такой шаг? Я поначалу даже не поверила, когда узнала. Ведь я буквально накануне вечером видела ее, и она была в прекрасном настроении! Что же с ней произошло?
Трелковский облегченно вздохнул. Девушка, очевидно, приняла его за одного из членов довольно обширного круга друзей мадемуазель Шуле. При этом она, в сущности, даже ни о чем его не спрашивала, а скорее обозначала свое собственное отношение к случившемуся. Он присмотрелся к ней повнимательнее.