Сугробин одобрил мой переход — «правильно, меньше церемоний: не институтки поди!» — и пояснил насчет Клейгельса:
— Наш досточтимый градоначальник — человек умный. Он поймет: разогнать нас не в его силах, тогда как сотрудничество с нами может оказаться весьма полезным».
Я не поверил своим ушам:
— Сотрудничество? Между полицией и уголовниками?
Сугробин поморщился:
— Какие же мы уголовники?
— Но…
— Постой-ка! Да ведь ты вообще ничего о нас не знаешь, правда? И Клейгельс тоже? Ты здесь — разведка боем, а не просто агент?
Я был вынужден подтвердить.
Сугробин почесал лоб, отложил сигару и посмотрел на меня уже не столько холодно, сколько задумчиво.
— Ну что же, — наконец, сказал он, — давай объяснимся. Мы, Никита Аристархович, не банда в привычном понимании этого слова. Мы не грабим простых обывателей, не вламываемся в дома, не лазаем через форточки. И уж, конечно, среди нас нет таких, кто орудовал бы ножом ради какого-то кошелька. Ничего подобного. Мы… да знаешь ли ты английский?
— Английский? — я даже подскочил. — Причем тут английский?
— Термин в нем есть интересный. Businessman. Часто его отождествляют с merchant, но это — ошибка. Так знаешь ты или нет?
Я кивнул, признавая владение этим языком:
— Да.
— Значит, поймешь, что я имею в виду: мы — бизнесмены!
Но я не понял:
— Что за ерунда? — грубо, но искренне спросил я. — Какие, к черту, бизнесмены?
Сугробин пожал плечами:
— Эх ты, — беззлобно парировал он, — деревня! Мы — деловые люди. Разбой нам ни к чему. А вот силовые методы решения некоторых вопросов — случаются. Но это — защита нашего предприятия, а не бандитизм. Разницу улавливаешь?
— Нет.
— Тьфу…
Взгляд Сугробина стал укоризненным, а я поспешил задать новый вопрос:
— Хорошо: что же у вас за предприятие?
Сугробин потянулся к лежавшей в пепельнице сигаре, но передумал:
— Простое у нас предприятие. И очень сложное в то же самое время. Мы обеспечиваем бесперебойные поставки, охрану, развиваем инфраструктуру, способствуем созданию предприятий, обеспечиваем кредит, берем на себя гарантии. Разнообразие нашей деятельности на первый взгляд велико, но всё это разнообразие в итоге сводится к одному: нам платят за то, что мы обеспечиваем порядок и процветание.
До меня начало доходить:
— Вы занимаетесь вымогательством?
— Нет. — Сугробин покачал головой. — Не вымогательством. Мы вообще ничего ни у кого не вымогаем, тем более что сотрудничество с нами строится на сугубо добровольной основе. Именно поэтому мы вынуждены не только защищать наших… гм… клиентов, но и защищать самих себя. Впрочем, иногда и нанося упредительные удары. Справедливо сказать, что уголовный мир — наш бич. Но не менее справедливым будет и утверждение, что мы — бич уголовного мира. Наши интересы конфликтуют, и потому мы постоянно находимся в состоянии войны. А это состояние делает нас такими же изгоями, как и уголовников… Довольно обременительное состояние, — усмехнувшись, добавил после паузы Сугробин, — и не слишком комфортное.
Он слегка отодвинулся от стола и обвел себя руками, как бы показывая, на какие жертвы приходится идти порядочному человеку, оказавшемуся в таких обстоятельствах.
Я поневоле был вынужден еще раз всмотреться в облик Андрея Гавриловича, снова подметив уже отошедшие было куда-то на периферию сознания грязные волосы, отвратительную одежку… вообще весь этот маскарад, превращавший некогда светского человека, завсегдатая, как я помнил, самых известных салонов в отъявленного и законченного бродягу самого непотребного вида.
— У всего — ты видишь — есть оборотная сторона. Утверждение, что за всё необходим расплачиваться, в отношении нас справедливо самым убедительным образом! Но жертвы — жертвами, а дела — делами. Не могу сказать, что моя роль так уж мне и не нравится. Пожалуй, даже наоборот: с тех пор, как я за нее ухватился, я стал воистину совсем другим человеком!
Вот в это я мог поверить, причем безо всякого труда. Очевидно, Сугробин заметил выражение сарказма, проскользнувшее по моему лицу, потому что его взгляд снова стал неприятно-холодным, а его словно притушенные, обесцвеченные глаза потускнели еще больше. Выглядело это очень неприятно, и я вновь испугался. По моей спине, как и давеча на улице, побежали мурашки.
Сугробин остался довольным произведенным эффектом. Взяв из пепельницы слегка дымившуюся сигару, он растянул ее заново и задымил с видом полного удовлетворения.