- Я не буду тебе ничего говорить, - выдохнула вслух она. – Ты разберешься, я уверена, и примешь правильное решение. Тебе действительно нужно время. Жаль, что ты раньше не заговорил об этом так откровенно. Спасибо, что хотя бы сейчас сказал.
- Я надеялся, что не придется это обсуждать, что я сам все решу, и тебе не придется в этом участвовать. Тебе-то это зачем. Я постоянно обо всем этом думаю, мне иногда кажется, что я схожу с ума. Мне нужна ты как воздух, и дочь я оставить не могу.
- Я у тебя есть. Ты это знаешь. Все остальное ты поймешь со временем.
- Да, возможно.
Как молния в их разговор врезался пронзительный звонок телефона. Он схватил его, и ей показалось, что он готов был разбить этот ни в чем не повинный прибор, но он сдержался и только очень сердито произнес в трубку:
- Да иду я. Я уже внизу, у подъезда. Сейчас поднимаюсь.
Он повернулся к ней, странно посмотрел на ее лицо, словно собирался что-то еще сказать, но передумал. Потом просто поцеловал и вышел из машины.
Пока она ехала по пробуждающимся от ночного сна улицам, она все старалась понять, почему же так щемит сердце. На душе вроде было тихо. Он любит ее, это самое главное, а состязаться с ребенком за любовь – самая большая глупость в жизни. Все ведь понятно. Все было и раньше понятно, просто было - «по умолчанию», а теперь он сказал обо всем вслух.
Да, конечно, хотелось услышать совсем другое, но так просто не бывает. Времени и вправду прошло немного. И не так это легко, взять и изменить жизнь. И все же сердце щемило. Только бессонная ночь и усталость от бушевавших час назад страстей защищали ее от всех вопросов и ответов, уже бродивших где-то в недрах сознания. И только сердце чувствовало, что они неминуемо обнаружат себя, рано или поздно, и ему уже было больно.
[1] Омар Хайям.
Глава 30
Утро последнего рабочего дня выдалось на редкость солнечным по погоде и организованным по сборам на работу. Она даже успела позавтракать. И поскольку столь знаменательное событие, как покидание коллектива, требовало какого-никакого отмечания, ее сегодня вез Стас, чтобы она могла позволить себе выпить вместе с коллегами.
Она нервничала. Сам по себе факт потери постоянного источника дохода она уже пережила, остался только неприятный осадок от того, как это все произошло. Больше всего ее занимал вопрос, как теперь будет у них со Стасом. Они не будут видеться каждый день, и, судя потому, что вне работы у них редко случались встречи, они и сейчас будут не частыми. Может быть, даже… Мысль о том, что все это сойдет на «нет» приносило почти физическую боль, и поэтому очень умело задвигалась куда подальше. В ответ на это нежелание думать о неприятном сердце начинало усиленно колотиться в груди, перехватывало дыхание, и все остальные типичные признаки беспокойства вылезали один за другим.
Масла в огонь подлил вчерашний разговор со Светланой в курилке на работе. Вчерашний день вообще прошел как в тумане из-за безумной ночи, проведенной со Стасом. Приехав домой, она не ложилась. Все равно уснуть бы не получилось. И на работе она чувствовала себя ужасно, с трудом соображала, когда к ней обращались, и постоянно ходила курить со всеми по очереди, чтобы не уснуть в кресле за компьютером. При этом мысли ее витали где-то далеко, а какое-либо душевное состояние просто отсутствовало как таковое. Не было ни черного, ни белого, хотелось только спать и совсем не получалось думать и чувствовать.
- Что с настроением? – Светлана решила все-таки спросить. Она с утра приглядывалась к ней. И по Светкиному лицу было понятно, что ей не нравится то, что она видит. – Выглядишь ты не фонтан, потерянная какая-то.
- Да я не спала сегодня.
- Очередная романтическая ночь? – в интонациях Светы читалась неприкрытая ирония.
- Еще какая! Всем ночам ночь! – ехидно ответила она.
- Что-то я не наблюдаю счастливого блеска в глазах. Ты пришибленная какая-то, ей-Богу. Что случилось-то, рассказывай.
- У нас случилась ночь откровения. Стас пьяный был, и, соответственно, разговорился.
- И что говорит? Судя по твоему лицу, ничего обнадеживающего.
- Знаешь, - она прикурила новую сигарету, — это было так странно, столько всяких ощущений, какой-то безумный душевный сумбур. А с другой стороны, все так ясно и понятно стало. В общем, он сказал, что дочь он оставить не может. Были и слезы, и страсти, и все это в таком надрыве. И меня любит, и разводиться уже собрался. Тяжело, Свет. Так тяжело.