По губам её пробегает улыбка, прячется где-то в уголке, под тёмной родинкой. Она поглаживает гнутую спинку скамьи и, кажется, совершенно забыла, зачем я её сюда привёз.
— Мокрая, — улыбается через минуту. — Не посидишь.
— Туман, — пожимаю плечами.
Смеётся. Я удивлённо смотрю на неё:
— Ты чего?
— Вспомнила ту девочку. С пуделем, помнишь? Как её звали… Маня…
— Маннимейсен, — подсказываю я.
— Ага!
— Подглядывала как мы тискаемся.
— Да не подглядывала она.
— Наверняка подсматривала. Если бы собака её не выдала…
— Да нет же!
— «Ижвините, я не хотела помефать вам селоваться», — перездразниваю я наше воспоминание.
— Ха-ха-ха!
— А пудель всё норовил понюхать у тебя под юбкой.
— …
— Роб ведь был не первый у тебя, да? — усмехаюсь я, следя за тем, как резко изменилось выражение её лица. Дурёха, она думала, что я сейчас раскисну под натиском сентиментальных воспоминаний и брошусь целовать ей ноги и молить о прощении. — Он был не первый и не единственный.
— Дурак.
Достаю из кармана револьвер.
— Садись на скамейку.
— Она мокрая.
— Какая разница.
— Не сяду.
— Сядешь!
— Я ненавижу эту скамейку!
— Сука!
Отворачивается.
Если бы она сейчас попросила прощения… Нет, она никогда этого не сделает. Да мне это и не нужно. Вот если бы она попыталась объяснить мне, что произошло, почему всё стало не так. Спокойно и вдумчиво объяснить… Но она слишком горда. И ей плевать на меня.
Беру её за плечо, поворачиваю лицом к себе. Она видит револьвер в моей руке, но в глазах у неё не отражается ничего, кроме пустоты.
— Что случилось? — спрашиваю я. — Что я сделал не так?
— Ты всё делал как следует.
— Слова! А я хочу понять.
— Зачем?
— Затем, что… Потому что я люблю тебя. Я не хочу тебя потерять.
— Уже потерял.
— Нет! Ты сорвалась. Это бывает. Время от времени нужно что-то менять в отношениях, я понимаю. Я забыл об этом. Стал однообразен, да? Привычен. Ты заскучала. Захотелось остроты чувств, новых переживаний…
— Я просто разлюбила тебя. Как ты не можешь понять? Иногда любовь уходит.
— Деньги! Деньги, да? Тебе нужен был старт, нужно было оттолкнуться от чего-то в чужой стране. Ты просто использовала меня.
— Ты знаешь, что это не так. Хотя… доля истины в этом есть, наверное.
— Сука! Ты играла моими чувствами. Я любил тебя, а ты пользовалась мной.
Приставляю дуло револьвера к её лбу.
— Я же просила не в голову, — говорит она почти спокойно, глядя прямо в глаза.
— А мне плевать, представляешь? — усмехаюсь я. — Разнесу тебе башку, изуродую так, что смотреть будет противно. Полицейские будут бледнеть и блевать при виде твой развороченной головы. Будут заглядывать тебе под юбку и говорить: «Хорошенькая была… Эй, да она обделалась перед смертью! Смердит как…» А над твоими протухшими мозгами будут виться мухи…
— Заткнись! — кричит она.
— А ты думала, можно вот так запросто играть чужой душой, да? А потом, когда наиграешься, взять следующую… Поцелуй меня.
— Да пошёл ты…
Бросаю револьвер на землю. Беру в руки её лицо. Прислоняюсь лбом к её прохладному лбу.
— Милая, милая моя… Всё неправда, всё неправильно. К чёрту всё! Я стану другим. Каким ты хочешь, чтобы я стал? Как Роб? Тупым самцом? Я стану! Я буду последней скотиной, буду…
— Не унижайся! — шепчет она.
— Может, нам завести ребёнка, а? Давай родим дочь! Поженимся. Ты ведь хотела этого, я знаю. Я буду хорошим отцом, не сомневайся. Я всегда мечтал о девочке.
— Всё кончилось, как ты не понимаешь?! Я ничего не хочу. Ни-че-го.
— Врёшь. Врёшь! Ты просто мстишь мне, хочешь помучить меня, унизить, да? Сука! Ну что ж… Давай, давай будем унижать друг друга…
Беру её за плечи и припадаю ко рту поцелуем, слизываю с губ равнодушную безответность, растворённую в запахе помады.
— Это обязательно? — спрашивает она, когда, оторвавшись от её рта, торопливо забираюсь руками под юбку, к тёплым бёдрам.
Бью её по щеке.
— Чего ты выпендриваешься?! — ору. — Кого ты из себя корчишь, сука? Ты же любила меня как…
— …ла, — усмехается она.
— Ты же тёрлась возле меня и ластилась и всё ждала, что я засуну тебе между ног.
— …ла, — повторяет она.
— Что?
— Люби-ла, жда-ла.
Снова бью её по щеке.
— Чушь! Что изменилось? Что могло измениться? Я убью тебя, дрянь! Шлюха!
Рывком раздираю и сдёргиваю с неё трусы, толкаю её на землю. Она падает на попу, морщится от боли, но тут же на её губы выползает ядовитая усмешка. Она почти смеётся надо мной!