— Пожалуйста… пощадите меня. Они убьют меня, если я заговорю, — бормочет Уилсон. Один из его зубов падает на землю, и я хмурюсь, увидев это.
— Заткнись, — кричу я. Мой голос разносится по комнате, отражаясь от стен. — Что, по-твоему, мы с тобой сделаем?
Я не могу терпеть таких идиотов. Которые считают, что мы просто зададим им вопросы и отпустим.
— Пожалуйста, умоляю тебя. У тебя уже есть имя. Разве этого недостаточно?
— Будет достаточно, когда я скажу, — сообщаю я ему. — Расскажи нам все. Я хочу знать все, что сделал Мортимер Вигго.
— Там… слишком много всего, — бормочет он.
Слишком много? Господи… Интересно, когда слишком много — это действительно слишком много.
Тип грехов и секретов, которые потрясли мою семью с тех пор, как началось это дерьмо, были такими, которые ни один мужчина никогда не забудет. Они были такими, которые меняют человека навсегда. Внутри и снаружи. Я наблюдал, как в моих братьях происходили перемены почти каждую секунду. Эти перемены уже произошли со мной, когда убили Алису.
Все, что произошло, стало для нас грубым пробуждением, которое никто не мог предвидеть. И все это произошло в один день.
Не только Синдикат подвергся бомбардировке, но и дверь в пресловутый шкаф открылась, и все скелеты вывалились наружу, шепча секреты на устах и держа в руках кинжалы, готовые убивать и забирать.
В тот день мы потеряли Па. Бомба ранила его, но именно пуля Риккардо в голову прикончила его. Мы также узнали, что тот же дьявол убил нашу мать почти двадцать лет назад, и представил это как самоубийство.
Потом мы потеряли Андреаса, нашего старшего брата. Я думаю, что из всего, что произошло, его действия ранили меня сильнее всего. Я всегда подозревал, что, если кто-то и пойдет на поводу врагов, так это он. Он так и сделал.
Когда Па выбрал Массимо главой семьи, Андреас встал на сторону Риккардо, чтобы уничтожить нас. Все это было попыткой забрать себе империю Д'Агостино.
Все это дерьмо — это то, что вы называете слишком много, и было еще больше. Это были просто худшие части катастрофы.
Я встаю прямо перед лицом Уилсона и убеждаюсь, что этот ублюдок видит, насколько я серьезен. Я хочу, чтобы он увидел меня настоящего, увидел, что я мужчина, которому нечего терять.
У таких, как я, нет души, они не знают границ. Все, что питает меня, это месть и жажда крови, чтобы утолить месть, которая поглощает все мои мысли.
Я хочу, чтобы он это увидел и понял, что я не тот человек, с которым стоит связываться. Когда я смотрю на него, в его глазах появляется понимание. Оно приходит вместе с ужасом, когда я поднимаю нож. Я не уверен, что он достаточно напуган, поэтому мне придется поднять планку.
— Уилсон… Я не знаю, с кем ты привык иметь дело, но сейчас не время для дерьма. Это единственное предупреждение, которое ты получишь от меня. Говори, или я убью тебя медленно. Не говори, и это будет медленнее, мучительно и невыносимо больно. И ты будешь умолять меня прикончить тебя. — Я улыбаюсь, и его глаза расширяются.
Но как я и предполагал, он хранит молчание.
Я смотрю на Массимо, ожидая разрешения действовать, и он кивает. Получив его одобрение, я вонзаю нож в плечо Уилсона. Это его не убьет, но причинит достаточно боли, чтобы заставить этого ублюдка плакать. Это определенно так.
Он воет от боли и начинает реветь, выливая глаза. Затем он продолжает молить о пощаде.
— Ты дурак, прекрати, прекрати просить о пощаде, — реву я. — Зачем нам тебе ее давать? Ты сделал эту гребаную бомбу.
Я выдергиваю нож из его плеча и вонзаю ему в правый бок. Крик, вырывающийся из его губ, пронзает меня насквозь, и снова, когда я вставляю нож глубже, металл царапает кость.
— Остановись! Пожалуйста … — кричит он.
Кажется, мы к чему-то пришли. — Готов поговорить? Или мне начать отрубать конечности?
Он ничего не говорит. Я и так пришел без всякого терпения, так что его молчание просто выводит меня из себя. Я достаю пистолет и стреляю ему в верхнюю часть бедра. На этот раз, когда он кричит, это похоже на то, как будто смерть пришла за ним. Я надеюсь, что этого будет достаточно, чтобы убедить его. Если я причиню еще больше вреда, он может быть нам не полезен.
Я снова взвожу курок пистолета, и он снова кричит.
— Нет, пожалуйста. Я расскажу вам все, что знаю.
— Продолжай. Мы так хотим услышать, что ты скажешь, — поддразниваю я.
— Мортимер согласился работать с Риккардо Балестери, когда тот сказал ему, что у твоего отца есть связи с российским и итальянским правительствами. Это было для Синдиката, чтобы захватить различные деловые контракты, — объясняет он слабым голосом. Я сжимаю кулаки при упоминании моего отца.