Мы выходим в сад, откуда открывается прекрасный вид на пляж.
Сегодня яркий солнечный день, и небо такое чистое, что мне трудно поверить, что недавно прошел такой сильный дождь.
Кэндис расстилает скатерть на траве и начинает выносить еду, которая столь же восхитительна, как и пахнет.
Там есть булочки, как я и предсказывала. Там есть шоколадные кексы и печенье, круассаны и маленькие горшочки с джемом. Она также упаковала мини-омлеты и ассортимент вкусностей, которые, надо признать, подняли мне настроение.
— Ух ты, все это выглядит просто великолепно, — говорю я, садясь на покрывало и скрестив ноги.
— Я подумал, что тебе это может понравиться. Это также моя попытка отвлечь тебя… от всего.
— Спасибо, — отвечаю я, видя, что ее упоминание всего действительно означает все. — Я должна дать тебе знать, что я отвлекаюсь, от всего. — Она усмехается.
— Итак, теперь, когда мы здесь, мы можем расслабиться и забыть обо всем, что существует за этими деревьями. Она указывает на рощу деревьев перед нами, которая ведет обратно к дому.
— Хорошо, я могу это сделать.
Она начинает намазывать хлеб маслом и протягивает мне булочку, которую я с радостью беру.
— Знаешь, при том количестве сахара, которое я ем, я удивляюсь, как не набираю вес, — размышляет Кэндис. — Я все время остаюсь в одном весе.
— О, боже, правда? Я так завидую. Мне приходится следить за своим весом, но когда у тебя столько стресса, как у меня, вес естественным образом уходит. — Я говорю это так, будто это смешно. На самом деле это не так.
— Я понимаю, о чем ты. Что ты делаешь в Род-Айленде?
— Я хочу быть терапевтом, поэтому работаю в терапевтической клинике.
Она выглядит впечатленной. — Ух ты, это звучит потрясающе.
— Спасибо. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я хочу делать, но я это сделала. Если все пойдет по плану, я надеюсь переехать куда-нибудь, где смогу начать все заново.
— Куда ты хотела бы переехать?
— Куда угодно, только не там. — Мне нравился колледж, и я люблю свою работу, но с Род-Айлендом связано слишком много плохих воспоминаний. Например, смерть Эрика.
В России умерла моя мать, и я тоже не хочу туда возвращаться. А вот буду ли я чувствовать себя по-другому в будущем — это мое предположение. Сейчас я чувствую то, что чувствую.
— Я тебя поняла. У меня почти, то же самое с Лос-Анджелесом. Хотя мои плохие воспоминания на самом деле не связаны с этим местом.
— Чем ты занимаешься в Лос-Анджелесе? — спрашиваю я.
— Это действительно хороший вопрос, поскольку я, кажется, уже некоторое время нахожусь в состоянии перемен. Сейчас, полагаю, я помощница братьев в их компании.
Я снова понимаю, что мало что знаю о Тристане, и не знаю, как много следует расспрашивать Кэндис.
— Это хорошо. Кажется, ты близка с ними.
— Мы знаем друг друга с детства. Я, наверное, из тех друзей, которые тусуются рядом и от которых невозможно избавиться, — смеется она, но я вижу в ее глазах уныние. — По крайней мере, я приношу пользу, работая. Сегодня я подумала: какого черта, мы здесь, на этом прекрасном острове, так что можно наслаждаться им.
— Да, — соглашаюсь я. — Это действительно прекрасный остров.
— Это определенно так. Тристан меня чертовски удивил. Можно восхищаться многими местами из-за природной красоты, которая, конечно, есть здесь, учитывая, что это остров, но он спроектировал все, что делает его поразительным, — объясняет она, и мои глаза расширяются.
— Что ты имеешь в виду? Он на самом деле спроектировал это место? Он никогда мне этого не говорил.
— От дома до водопада и всех садов вокруг. Они с Алиссой были сумасшедшими, когда были детьми. Они придумывали всякие безумства, когда мы росли. Например, остров с замком на нем, который никто не мог найти, кроме них. Этот остров — их фантазия. Каждая его часть.
Алисса…
Думаю, так ее звали. Жена Тристана. Кэндис, должно быть, думала, что я знаю о ней.
Я выравниваю дыхание и пытаюсь выглядеть равнодушной и впечатленной, как и должно быть, но я не уверена, что у меня это хорошо получается. Сейчас я думаю, что мне не удастся не выглядеть ревнивой, что совершенно абсурдно.
— Это впечатляет, — говорю я с легкой улыбкой. — Он, должно быть, действительно любил ее.
Кажется, она чувствует беспокойство в моем голосе.
— Да, так и было. Мне жаль… Я не должна была говорить о ней. Ты выглядишь расстроенной.
Я качаю головой. — Нет… все в порядке. Прекрасно слышать о такой любви. Но это я не должна говорить о ней. Это мой отец виноват в ее смерти.