— Не волнуйтесь, — обратился Ревенант к потрясённой толпе. — Он просто… отдыхает. Через пару минут он снова будет в полной боевой готовности. — Он хлопнул в ладоши и с драматическим энтузиазмом потёр их друг о друга. — А теперь, о чём вы говорили?
— Клянусь, — прорычал Фалег, глядя на лужу, — когда-нибудь Совет Орденов проголосует за то, чтобы вас истребить, и я возглавлю это движение.
Зловещая улыбка Ревенанта сопровождалась взмахом его массивных крыльев.
— Думаю, Уриэль, возможно, немного одинок. Что скажешь, Фалег? Не хочешь смешать с ним свои соки?
— Хватит! — рявкнул Метатрон. — Чем дольше мы будем стоять и ничего не делать, тем больше вреда нанесёт Азагот. Ревенант может привести нас к нему. Нам просто нужно решить, что с ним делать.
— Разве не очевидно? — сказал Михаил. — Его нужно уничтожить.
— Да пошёл ты, — прорычал Хокин, и Майкл, к его чести, смутился. — Может, вы, бесчувственные придурки, и не против, чтобы вам доставляли крылья вашей пары, но Азагот против. Ему не понравилось, что его детей убили. Я знаю, это безумие.
Вся группа разразилась проклятиями и спорами. Некоторые выступали за менее радикальный подход к Азаготу, в то время как другие твёрдо придерживались принципа «сначала убей, потом задавай вопросы».
Самый ярый из последних выступил вперёд, когда лужа, в которую превратился Уриэль, начала принимать форму ангела. Ривер был нездорово очарован этим. У Ревенанта были интересные и творческие способности.
— Азагота необходимо было уничтожить задолго до этого, — сказал Камаэль. — Он был нестабилен на протяжении веков.
Габриэл вышел вперёд в золотых доспехах, которым завидовал каждый ангел с тех пор, как он впервые надел их в бою. Свет, отражавшийся от них, обращал демонов в пепел в радиусе трёх метров. Он никогда никому не рассказывал, где взял их, но Ривер подозревал, что его сделали эльфы, о существовании которых большинство ангелов даже не подозревало.
— Камаэль, единственная причина, по которой ты хочешь смерти Азагота, — что твоя пара трахалась с ним, а твоё жалкое эго не может с этим смириться. — Пока Камаэль возмущённо фыркал, Габриэл обратился ко всей группе, взлетев на крыльях, чтобы видеть всех. — Да, я вижу правду. Сколько из вас не могут смириться с тем, что ваши супруги или дочери создали Мемитимов с Азаготом? Сорел? Джериа? Метатрон? Ривер так резко повернул голову, что у него в глазах потемнело.
— Дядя? Он недоверчиво уставился на него. — Тётя Кайла?
Метатрон закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда он снова их открыл, его взгляд был твёрдым и непреклонным.
— Кайла родила Мемитима до того, как мы стали супругами. Никто из нас не сожалеет об этом. — Он повернулся к Габриэлу. — Я не голосую за уничтожение Азагота.
— Послушайте, — сказал Ревенант, выходя вперёд. — Я собираюсь облегчить вам всем задачу. Я доставлю вас к Шеул-Г ра, и мы сможем его одолеть. Но я не позволю вам его убить.
— Но…
— Нет.
— Ты не можешь…
— Я сказал, нет. И следующий придурок, который будет спорить, получит порцию воды.
Фалег бросился к ним.
— Как ты смеешь нам угрожать? Как смеешь?..
Лужа Фалега была немного меньше, чем у Уриэля, но не менее пугающей. Уриэль вздрогнул и промолчал.
— Вы чертовски глупы, — сказал Ревенант. — Вот почему ангелам всегда надирают задницы падшие ангелы. Вы когда-нибудь смотрели «Космических бродяг»? Это всё объясняет. Зло всегда будет побеждать, потому что Добро глупое. — Ревенант ухмыльнулся и вздёрнул бровь. — К счастью для вас, я зло. Пойдём.
Глава 42
Больше всего на свете Азагот ненавидел предательство. То, что он не разглядел обман Мэддокса, будет преследовать его до конца жизни. Это будет лежать на полке рядом с памятью о Лиллиане и его горем. И это будет разъедать его изнутри. И, в конце концов, это сожгло бы дотла всё, что осталось от его порядочности. В итоге это было для простаков. Теперь он собирался сжечь всё дотла.
Он подошёл ближе к Мэддоксу, забавляясь, когда Мэд отступил и поскользнулся на черепе. Вокруг всё ещё бушевала битва, но Азагот приглушил звуки. Все крики боли раздражали. Он хотел слышать такие крики только от одного человека.
— Лиллиана мертва из-за тебя, — прорычал он, и его голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. — Твои братья и сёстры мертвы из-за тебя. Весь мой мир разрушен из-за тебя. И когда ты умрёшь, это тоже будет из-за тебя.
— Да ладно, папаша. — Капюшон Мэддокса откинулся, открывая лицо на последней стадии заживления, хотя мышцы вокруг висков и челюсти всё ещё были обнажены. — Ты даже не хочешь знать, почему? Или как?