Мадам Дабль нахмурила брови, как бы пытаясь о чём-то вспомнить. Она стояла вполоборота и лишь повернула голову в сторону говорившей. Вдруг глаза француженки заблестели, и, развернувшись всем корпусом, она направилась к женщине.
– Как раз о вашем сыне, сударына, у меня ест разговор до вас. – Стремительно двигаясь, мадам Дабль подошла к двери и, взяв женщину за локоть, втянула в кухню. – Слэдуйте за мной. Вот суда.
– Но постойте, – запротестовала Ольга Григорьевна, – я заглянула, лишь чтобы найти моего Петрушу, мне некогда с вами разговаривать.
– Это много времени не займёт, – сообщила мадам Дабль, так и не выпустив локтя в жёлтом платье. – Здесь нам никто не мешат.
Женщины оказались в небольшой кладовке при кухне. В целях экономии мадам Дабль зажгла лишь одну свечу, которая скудно осветила обстановку. На длинных деревянных полках, уходящих под потолок, стояли горшки с вареньем, мёдом, домашним мармеладом и бог знает с чем ещё. Одна из стен была сплошь утыкана гвоздями, на которых в холщовых мешках хранились высушенные пряные травы.
– Зачем вы меня сюда завели? – испуганно зашептала Лисина. – Мне надо к Петру. Выпустите!
Мадам Дабль пожевала губу:
– Мне неприятно говорит вам. Вы – мать, я понимат. Но я должна предупредит, что молчат я не стану, если такое повторится.
– Да о чём вы? – шёпот сменился шипением, и в отблеске свечи на жёлтом лице отобразился оскал дикой кошки.
– Я дважды видет, как ваш сын Пётр берёт то, что ему не принадлежит, – жёстко отчеканила мадам Дабль. – И если ещё раз заметит подобное, я буду вынуждена доложит княгине.
Дикая кошка превратилась в тигрицу, и, не будь мадам Дабль на целую голову выше её, Ольга Григорьевна кинулась бы в бой.
– Это ложь! – взвизгнула она.
– Как вам будет угодно. Но моё слово крепкое. Как я сказала, так и будет, – экономка посторонилась, давая дорогу Ольге Григорьевне.
Вырвавшись на свет, Лисина бросилась к двери. Подальше от этой страшной женщины. Да что она вообще может понимать? Её Петруша на такое не способен! Одно слово – иностранка.
Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, Ольга Григорьевна спешно шагала по коридору. Теперь ей точно надо найти Петра. В гостиной и столовой никого не оказалось. Зато в оранжерее она наткнулась на генерала. Хотя его было сложно обнаружить: старик стоял, заложив руки за спину, скрытый ветвями пальмы, и не отрывая глаз наблюдал за кем-то сквозь стекло. Часто дыша, женщина спросила:
– Константин Фёдорович, не видели вы моего Петю?
– Вы только посмотрите, как они похожи, – будто не услышав вопроса, протянул генерал.
Лисина мельком взглянула в окно и увидела княгиню Рагозину и Аннет. Барышня рассказывала, видимо, что-то очень смешное, потому что Анна Павловна то и дело взмахивала руками и смеялась. Действительно, было что-то неуловимо схожее в их движениях, в сиянии их глаз, улыбках. Будто две сестры, только одна из них очень старая.
Наконец генерал вышел из своего укрытия.
– Милочка, зачем же так спешить? Раскраснелись как! Нехорошо, – он покачал головой. – Сын ваш не должен видеть вас в таком виде. Да и никто не должен. – С этими словами Константин Фёдорович ушёл.
– Да что ты понимаешь, старый вояка, – в сердцах воскликнула пристыженная Ольга Григорьевна.
В глубине оранжереи раздался шорох, и из дальнего угла вышел высокий молодой человек с длинными тёмными волосами.
– Петруша! – женщина бросилась к сыну. – Как же хорошо, что я нашла тебя.
Пётр остановился в некотором отдалении от матери, но Ольга Григорьевна подбежала, обняла сына и сразу отпрянула.
– Ты опять курил, – печально констатировала она. – И доктор тебе не указ. Батюшка твой слаб лёгкими был, от этого и умер молодым, а ты весь в него. Уж если тебе своего здоровья не жаль, то подумай хоть обо мне. Я же теперь места себе не найду…
– Маман, – нетерпеливо прервал причитания матери Пётр, – вы лучше скажите, удалось ли раздобыть денег? Сейчас для меня это важнее всего на свете.
Ольга Григорьевна опустила голову, отчего её спина ссутулилась ещё больше.
– Ох, сыночек, просила я сегодня об этом княгиню. Отказала она. Боюсь, в этот раз не дождаться нам от неё помощи.
– Это слышали все, маман, – в нетерпении бросил Пётр. – Я же говорил вам к старухе не ходить, а идти к дядюшке. Судя по бриллиантам, что он и его дочь надевают к месту и не к месту, денег у них предостаточно.
Лисина горько вздохнула:
– Вчера у Фирса Львовича просила.
– И что ж? Не дал?
– Нет, сказал, что все деньги вложены в дело и наличности с собой много не имеет.
Развернувшись на каблуках, Пётр нервно зашагал по оранжерее.