Автобус натужно ревел, преодолевая перевал. Когда он достиг вершины, мы все, не сговариваясь, оглянулись. Холодный вечерний свет играл бликами на потемневшей реке. Отсюда Мрассу виделась спокойной терпеливой речушкой. Но мы-то знали, что скрывается под напускным этим спокойствием.
— Ну как, усек? — толкнул меня в бок сидевший рядом Кузьма.
— Что?
— Дождик, урожай, уключины… — хитро подмигнул Кузьма, впервые за всю навигацию напомнив мне о том злополучном очерке.
— А-а… Усек.
— То-то! Знать надо, о чем пишешь. Искусство, оно, брат, кроме таланта, требует опыта, — без нравоучений наш адмирал не смог обойтись даже в это, очень торжественное и печальное для меня мгновение. — Мы, художники, должны понимать, что жизнь…
Кузьма говорил, но я не слушал его больше. Я мысленно посылал прощальный привет Мрассу: «Ну, что ж… Прощай, Мрассу — Желтая река! Ты навсегда останешься в моей памяти — вольная, норовистая, сильная. Ты помогла мне во многом разобраться и многое понять. Я, наверное, больше не встречусь с тобой. И не потому, что ты не пришлась по душе. Отнюдь. Просто жизнь наша в сравнении с твоей слишком коротка, а повидать хочется так много… Если ребята возьмут меня в следующую навигацию, то мы поплывем уже по другой реке. Такой же шумной и неуживчивой. Их порядочно, таких рек, в нашем краю. И мы справимся с любыми порогами, перекатами, прижимами. «Усердие все превозмогает», — как часто любит повторять наш адмирал и художник Кузьма Курков».