И сызнова ертаульные с донесением: печенеги пятью тысячами идут.
- Немалая сила ломит! - воскликнул боярин Иван.
- Нам ли, воевода, печенегов бояться? - Мстислав тыльной стороной ладони вытер лоб.
- Да уж Бог не выдаст!
- Ежели так, то и примем бой.
Издалека чёрной тучей надвигалось печенежское войско. Видно, как скачет тысяча за тысячей. Всё ближе и ближе тумен, и скоро он оказался в полете стрелы. Мстислав повернулся к дружине и ополченцам:
- Аль не бивали мы поганых числом поболе?
- Бивали, князь!
- Так и с Богом!
- С Богом! - ответили ему.
Пустили лучники рой стрел. И ещё раз, и ещё…
- Потягаем, братья! - воскликнул князь.
Запели трубы, подняли знаменосцы червлёные стяги и святые хоругви, и выехали полки из подлеска. Обнажив мечи и выставив копья, двинулись навстречу печенегам.
Завыли, завизжали степняки, ударили на скаку. Зазвенела сталь, дико заржали кони, закричали под копытами раненые…
Люто бьются печенеги, яро рубятся русичи, и, подбадривая, от крыла к крылу перекатывается:
- Чер-ни-гов!
- Пе-ре-яс-ла-авль!
- Пу-ти-ивль!
- Лю-беч!
С крыльев наседают на печенегов пешие переяславские ратники, разят копьями, прикрываются щитами.
Четыре тысячника ведут бой, последнюю тысячу Затар поведёт сам, когда князь выпустит засадный полк. Затар всматривается в сражение. Ещё немного, и сломятся урусы. Но почему Мстисляб не выпускает засадный полк? А может, он вывел его со всеми?
И тогда Затар решается. Он подал знак, и последняя тысяча ринулась в сражение. Гнётся к гриве темник, поёт в ушах ветер. Глазами выискивает Затар жертву.
Врезались! Дыбятся кони, грызут друг друга, крики и звон не умолкают. И тут, когда, казалось, иссякли силы черниговцев, с грозным рёвом из леса вывалился засадный полк. Ударил, смял тумен, и побежали печенеги.
Гнали их черниговцы, и только ночь остановила преследование.
Отбросили печенегов, отошла орда к Дону, а на правобережье Днепра пришёл улус хана Мамлыка. К осени печенеги Мамлыка ворвались в Киевскую Русь, достали до Подола. Уговорились Мстислав с Ярославом будущей весной сообща идти в Дикую степь и разорить становище Мамлыка…
В тот год 6544-й от сотворения мира, а от Рождества Христова 1036-й осень стояла сухая и тёплая. Леса ещё не сбросили листву, а караваны птиц сбивались в стаи. В один из таких дней Мстислав отправился на охоту…
Минула неделя, привезли князя тяжко больного, едва на коне сидел. Уложили в опочивальне на лавку. Явился духовник Кирилл, епископ Киприан, бояре. Собрались в гриднице дружинники, у красного крыльца челядь столпилась.
Дело к ночи, зажгли в опочивальне свечи, а в гриднице и во дворе факелы. Тихо, даже караульные на стенах не перекликаются.
Лежит князь, дышит тяжело, со свистом. В полночь открыл глаза, прислушался. Спросил с трудом:
- Почто сторожи не слышу?
Боярин Димитрий в гридницу вышел, шепнул отроку, тот из хором выскочил, а вскоре от башни к башне раздавалось:
- Чер-ни-го-ов!
Мстислав оживился. Едва заметная улыбка промелькнула на губах. Повёл взглядом по стоявшим рядом, прошептал:
- Кончается жизнь суетная… К разуму вашему взываю, бояре, над всей землёй нашей единому князю быть, Ярославу. Признайте его, бояре…
Закрыл глаза, сознание покинуло его. К утру князя черниговского и тмутараканского не стало. Вышел в гридницу епископ Киприан, воздел руки:
Вознеслась душа буй тура, храброго князя Мсти слава, не стало ратоборца земли Русской!
ЭПИЛОГ
Год 6558-й от сотворения мира, а по летосчислению 1050-й…
Укрытая снегом равнина до боли слепит глаза. Звонко заливается колоколец под дугой коренника, ярятся пристяжные, гнут шеи, хапают на ходу губами снег. Позади саней растянулись верхоконные рынды.
Накинув на ноги медвежью полость, задумчиво сидит князь Ярослав. Подобно быстрому бегу саней, незаметно промчалась жизнь. Не успел оглянуться, ан старость ухватила…
Закрыл князь глаза, забылся в воспоминаниях. Как наяву виделась ему вся жизнь.
Немногим больше десяти лет прокняжил Мстислав в Чернигове. Похоронил сына и жену, а вскорости и сам скончался…