Но если хотим спастись, то прежде всего должны воспротивиться этому губительному, расслабляющему и дурманящему «пению сирен». Нужны совсем другие звуки, «боевая дробь» – трезвая, мужественная, смиренная «песнь отцов». Эту музыку надо слышать, ее прочувствовать, ею ободриться, под ее звучание жить и воинствовать, ее держаться. А от той, слащавой, пьяной,– бежать, как от ядовитой змеи.
Непростая «простота»
Старцу о. Леониду не нравились, как он в одном письме выразился, ученаго штиля политика и душевнаго человечества художественное сообращение. «Ребята! за что купил, за то и продавай»,– говаривал он своим ученикам, научая их держаться простого, открытого, непринужденного обращения, в котором бы не было ничего поддельного или затаенного.
«Если бы ты был, яко апостол, простосердечен,– сказал он однажды приближенному своему ученику,– если бы ты не скрывал своих человеческих недостатков, не притворял бы себе особенного благоговения, ходил бы не лицемерствуя,– то этот путь ближайший ко спасению и привлекающий благодать Божию. Непритворство, нековарство, откровенность души,– вот что приятно смиренному сердцем Господу. Аще не будите яко дети, не внидете в Царствие Божие[51]»[52].
Да, как же нам не хватает этой простоты, которая есть хождение пред Богом, а не перед человеками! Но ведь и простота эта не так проста! Непросто и нелегко стяжевается, не без подвига и борьбы с собою. Не надо думать, что только захотел – и стал таким вот простым. Это ведь не поза, не внешняя только манера поведения, не развязность и панибратство, не одна лишь бесцеремонная свобода обращения с людьми, а действительная честность, презрение славы человеческой, «возненавидение души своей в мире сем»! Такая простота может стоять только на прочном фундаменте самоотречения, действительного «погубления души своей» в мире сем ради «обретения ее» в Царствии Небесном; на месте, очищенном от проявлений гордыни, после серьезных уже схваток с этой своей самостью и самодовольством. А как наивно, несерьезно многие теперь увлекаются только наружной притягательностью такой простоты и непосредственности, которые так нам нравятся у святых отцов, которыми мы восхищаемся. Имея внутреннее противление, отвращение к тем распространившимся ханжеству, лицемерию, фальши и льстивому притворству, которыми каждый из нас бывает окружен тесно со всех сторон в миру, многие современные, особенно молодые люди становятся в позу распущенности и вызывающей вычурности, желая как-то выразить свое отвращение ко всему этому уродству. Это довольно характерное для многих современных молодых людей настроение. На самом деле они только переменили позу, продолжая все так же лицемерить, лгать, человекоугодничать, представлять себя теми, кем они вовсе не являются на самом деле. Мало того, в этом позерстве еще больше лжи и притворства.
Так нередко и мы, прочитав у святых отцов о простоте и непритворстве, не поняв даже, что эта простота так неблизка еще нам по духу, еще вовсе не свойственна нам, несродна и не заслужена нами, спешим подражать ей наружно, будто она уже есть в нас. Таким образом некоторые разыгрывают в монастыре дешевый и душевредный «спектакль». Они начинают как бы «юродствовать» друг перед другом, якобы скрывая свои духовные делания, которых у них еще вовсе нет. Стараются никак не выразить внешне свое благоговение и покаяние, которые как раз на первых порах требуют внешних проявлений, без коих душа новоначального и вовсе не может согреться. Якобы для «честности» и «непритворства» они начинают выделывать разные свободные, а иной раз и соблазнительные выходки: говорить дерзко, обнаруживать свою внутреннюю нечистоту и громко заявлять о своих страстях, греховных желаниях перед братиями. Они даже не замечают того, что так вести себя им совсем нетрудно, что для этой распущенности им вовсе не требуется побороть в себе что-либо болезненное, смирить тщеславие. Причем характерно, что все эти люди вовсе не так «просты» и «неприкровенны»: когда исповедуются и особенно когда духовник указывает им на какой-либо их грешок, начинается такое горячее оправдание себя, как раз тут многое свое пытаются скрыть!