Братия в обители составляют (должны составлять) как бы перекликающуюся стражу, стоящую на ночном дозоре: своими трудами, бодрствованием они должны подкреплять друг друга и ограждать обитель от нападения вражьего. Враг же всегда ищет дремлющего стража и, пользуясь его нерадением, рядом с ним делает пролом в ограде, отсюда начинает свои козни, пытаясь разорить братство. На слабого брата всегда нацелен коварный расчет врага, самое удобное для него – через поддающегося влиянию человека, используя его уже как свое орудие, начать смуту и разорение обители. А ведь душевнобольной человек – самый незащищенный против таких ухищрений злобного духа, через него как раз удобнее всего «разыграть спектакль» в среде братий так, чтобы всех вывести из мирного настроения и переполошить весь мирный строй жизни. Это удобнейший «инструмент» в руках демона для игры «на нервах» всей братии: легко удается таким орудием всех привести в беспорядочное настроение и вызвать ропот против самой жизни в монастыре. Для больных людей полезна не жизнь в обители, а молитва духовно сильных людей, старцев, стяжавших немалое дерзновение пред Богом. Если таких молитвенников в обители нет, то пребывание там больного – одно искушение для братии, для него же самого – новые бесполезные страдания.
Многие обманываются внешней обстановкой монастыря – тишиной, природой, размеренным ритмом жизни. Но они не видят той грозной, напряженной, «наэлектризованной», духовной атмосферы, которая все здесь собой пронизывает. Не слышат того рыка и скрежета зубов демонов, снующих тут и там, не замечают той воинствующей озлобленности против всех монастырских, которой злые духи дышат день и ночь и жаждут излить ее при мало-мальски удобном случае. И все это имеет место даже в отношении слабого и вялого монашеского общежития, и даже против таких монахов враг лютует; и тем более таковым нельзя включать еще более слабое звено в цепь своего братства.
Прошу тебя: не бери на себя чужих долгов
Сегодня мы все очень плохие христиане! Особенно это выявляется, когда современный христианин приходит в монастырь: только здесь открывается, как глубоко мы больны, как многое в нас не по Богу, сколь от многого надо отречься, сколь многое побороть, чтобы начать жить действительно верой, ходить, не отворачиваясь от Бога, всегда имея Его пред очами души. Все меньше людей, способных к монашеству: их уже единицы. Вот и среди способных все крайне слабы, больны и требуют долгого научения, многих испытаний и «большой трепки», прежде чем мало-мальски приблизятся к тому, что хоть отдаленно напоминает монашество. Поэтому большой соблазн – обойти все это сложное и тонкое и подменить его проповедничеством и пастырством, надеть монашеские одежды, но стать обычным приходским батюшкой. И здесь большое лукавство: сразу вспоминаются оптинские старцы, святой Серафим, многие, многие отцы-наставники XIX века, окормлявшие тысячи людей – монахов и мирян. Но старчество – как оно далеко от нас, сегодняшних духовных калек! Ведь это величайший, весьма редкий дар, который давался Богом особо смиренным и святым душам, причем прошедшим высочайшую школу послушания и самоотвержения.
Сочетать монашеский образ и духовное окормление мирян невероятно сложно. Это даже непостижимо и может совершаться дОбре только при особом промышлении, при содействии особой благодати Божией.
В самом корне слова «монашество» заключается его смысл – удаление, уединение, сокровенность от мира и хаоса его, от страстей человеческих, от всего влекущего к страстному и даже лишь напоминающего это страстное. Ведь мы тяжко больны, наш организм крайне ослаб и необходима «стерильная», охраненная от всякой «инфекции» обстановка, где мы могли бы несколько собрать силы, растрачиваемые на борьбу с болезнью, и помалу с Божией помощью начать взращивать в себе хоть что-то здоровое, чтобы видеть всегда не только одно больное и греховное, но и понемногу научиться услаждаться Божественными красотами и вожделеть их. Если же вдруг, начав монашеский путь, оказаться в положении мирского батюшки, принимающего исповедь у мирян и исполняющего требы, то это значит опять окунуться в самую гущу мира со всеми его грехами и уродствами, причем стать лицом к лицу со всем самым больным, да еще видеть его в предельной обнаженности. Конечно, благодать священства покроет многое и даст силу претерпевать и не падать духом при виде ужасного зрелища, но монашество?.. Где оно найдет себе здесь уголок, где отыщет свою заветную «тихую пещерку»? Две силы, которые будут рвать сердце на части… Нет, это величайшая наука и дар Божий – сочетать одно с другим, не нанося ущерба ни одному, ни другому. Но кто из нас достаточно силен для этого? «Смотри,– говорил святой Симеон Новый Богослов,– смотри, прошу тебя, не бери на себя чужих долгов, будучи сам должником… Не дерзай давать кому-либо разрешение грехов его, если сам не стяжал еще внутрь сердца своего Вземлющего грех мира… Поостерегись браться пасти других, прежде чем стяжешь верным другом пастыря Христа»[57].