Многое еще говорил геронда, но всего я не упомнил и, главное, не увидел нового: понятно основное, что наставники здесь ни в чем не отступают от опыта древних отцов, пользуются теми же приемами воспитания и охранения душ доверенных им чад, о которых можно узнать из «Добротолюбия», из патериков, монашеских правил всех времен. Но все это обновилось в памяти и ожило, когда слушал этого наставника.
…Вот опять беседовал с отцом N. На этот раз он предостерегал от опасности впадать братиям в прелесть и самомнение. Это случается часто, когда послушник старается настоять на своем, часто предлагает сделать что-то иначе, нежели ему говорят, в каждое благословение пытается вставить свои «поправки»,– это уже недобрый признак. Если даже он предлагает хорошее и как будто полезное, но свое,– беда! Из него скорее всего не будет толку. И не надо смотреть на то, что он хорошо работает или подвизается,– это даже усиливает болезнь и опасность. Если хотим помочь таким людям, то необходимо давать им со властью послушания и благословения, противоположные их воле и желанию, и требовать исполнения безоговорочного и неукоснительного.
Один брат в этом монастыре жил шесть лет, но наконец повредился и ушел в мир, попал в дом умалишенных. Причина все та же – самочиние! Хотя брат тот, как казалось, каждый раз после такого проступка непослушания «сердечно» каялся, но после прощения и епитимии опять скоро успокаивался и продолжал самочинничать. Постепенно покаяние его все ослабевало, пока не растаяло совсем, а самость окрепла и заняла все подходы к сердцу. Результатом было то, что он стал слышать разные странные звуки во время молитвы (мяукание котов и тому подобное), стал затрудняться знаменовать себя крестом и в конце концов ушел из монастыря, серьезно заболев душой… Таких людей надо вовремя удалять из монастыря: им недоступно монашество. Потом через много, может быть, времени, они сильно заболеют. Есть еще один признак этого недуга. Во время исповеди такие люди обычно стараются не столько исповедовать грехи, сколько беседовать, и на каждое замечание духовника выказывают противление. Лечить таких людей можно, если они согласятся принимать «горькие лекарства», «носить наручники», то есть необходимо держать их в строгих ограничениях, назначать ряд запретов, укрощающих их волю и самость. Если они понесут это, их нужно терпеть, им можно помочь. Часто такие люди порываются читать сразу серьезные книги о молитве, о сокровенном делании: преподобных Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова и тому подобные. Хотят молиться особенно, достичь скоро сердечной молитвы. Надо определять им постепенный порядок в чтении, в молитвенных правилах. Обычно послушникам здесь дают сравнительно небольшой келейный канон, так как главное, что от них требуется,– послушание, отсечение своей воли и доверие с откровением помыслов. Остальное может устроиться только вслед за этим.
Отец N. в Пантелеимоновом монастыре говорил, что легче иметь дело духовнику с молодыми: они, как воск, мягкие и податливые. Их легко утешить в скорби или в искушении, легко поправить, поддержать, легко перевоспитать. Впал, скажем, молодой послушник в уныние, затосковал по родине, по близким – позволишь ему: «Ну, напиши письмецо родным, как живешь, как хорошо здесь», или еще: «А ты вот так помолись», «Сделай вот так-то» – и смотришь: уже он потеплел, глаза засветились, душа повеселела. А у взрослых – все сомнения, все недоверие, все самость и самосмышленость, какая-то тягота, неповоротливость, ожесточенность. Юные гораздо более открыты, как бы прозрачнее – насквозь просматриваются, готовы все рассказать: все мысли, чувства, что подумал, что пожелал,– они хотят протянуть руку, чтобы их поддержали, повели. И пусть лучше все спрашивает у духовника, а не тому верит, что наговорят иные братия от своей ворчливости и ропотливости. Как хорошо, чтобы все открывал, все говорил – все, что смутило душу. Услышал что-либо осудительное, чей-либо наговор, душа омрачилась, запали в сердце смутные помыслы – надо скорее открыть духовнику: это не донос, не осуждение, а забота о своей душе. Тот поправит его, разъяснит, что от чего здесь исходит, научит не доверять этим наговорам, не верить легко каждому слову, тем более отбегать от слова осуждения, научит сомневаться при слышании таких наговоров: «А действительно ли было так на деле?», «Вправду ли тот согрешил?», «Мало ли что кому кажется или думается». А иначе все это будет тайно копиться в сокровенностях душевных и отравлять всю жизнь в обители, отнимать мир от сердца, столь необходимый для молитвенной, душеполезной деятельности. Особенно если на игумена кто наговаривает, надо срочно предостеречь послушника, чтобы никоим образом не поверил этому. Теперь часто бывают болящие люди, уже среди самых юных заметно, это как порча какая-то, уже с самого младенчества этот больной мир накладывает печать болезней на души, и часто очень надолго ложится это на человека и медленно врачуется. Но если такие люди со странностями, поврежденные, слушаются, доверяются, не прекословят, их надо терпеть и им можно помочь.