А вот тут мне уже становится интересно, и я перемещаюсь в кухню.
- Ого! – восклицает отец. - Таааак, понял. А что, это… уже вне закона?
- Почему же? Сам факт вполне законен, но вот обстоятельства! Айви против!
- В смысле?
- В том смысле, что девочка не желает его проявлений… любви! Не хочет! А он это не считает нужным учитывать!
- Ну, может, нужно ему объяснить? Ты только не нервничай, Лерусь, - целует её в лоб, но она уворачивается.
- Я наказала его, потому что мы с Соней ему уже сто раз объясняли, что нельзя насильно целовать и обнимать людей! Особенно девочек!
- А мальчиков не особенно? – просто спрашивает отец и получает такой взгляд, после которого я бы себя не отскрёб с пола. – Лерочка, ты права! – вздыхает. – Я сейчас сам с ним поговорю!
- Поговори! – она явно зла на него.
Но чем сильнее злится Лера, тем больше отец её тискает, и этот раз не исключение. Отворачиваюсь, потому что смотреть на это уже давно надоело. Слишком много и часто они это делают! Чересчур!
Восстановив душевный баланс жены, отец отправляется к Амаэлю:
- Ну, рассказывай, сын: что стряслось, почему это взрослые так на тебя ополчились?
Амаэль сильнее поджимает губы и демонстративно отворачивается, устремив свой обиженный взор в окно.
- Мамочка говорит, что ты обнимал и целовал Айви против её воли…, - не сдаётся отец. – Я совершенно тебя понимаю, брат: они, эти девочки, особенно некоторые, - ищет глазами свою Леру, - такие милые, что хочется их тискать и тискать…
На мгновение отец задумывается, словно мысль уносит его в другом направлении, не том, какое планировалось изначально.
- Но видишь ли, брат, делать это насильно ни в коем случае нельзя, и настоящий мужчина, такой как ты, например, или я, должен изо всех сил сдерживать себя и ждать, пока она захочет сама, понимаешь?
Угрюмое лицо упёртого в своей обиде Амаэля не выражает ни единого признака понимания идеи отцовской речи.
- Ну, возьмём, к примеру, томатный сок! – продолжает отец со вздохом. – Вот ты, дружок, любишь его?
Амаэль, наконец, отмирает и, заметно воодушевившись, выдаёт громкое и звонкое:
- Нет!
- Нееет! – копирует отец. – А теперь представь, что тебя заставляют его пить, причём, как я понял, регулярно. Противно тебе будет?
- Даааааа! – соглашается Амаэль, перекосившись.
- Вот так же и Айви неприятно пить томатный сок!
И тут же поправляется:
- То есть, обниматься и целоваться. Вот если бы она любила это дело, то был бы совсем другой разговор, ты понимаешь меня?
- Да! – кудрявая голова юного плейбоя утвердительно машет в ответ.
- Будешь ещё заставлять её пить противный томатный сок? – контрольный вопрос.
- Неееет! – уже улыбается.
- А обнимать насильно?
- Нееет!
- Отлично! Я рад, что мы поговорили, сынок. А теперь давай спросим у мамочки, может быть, она согласится смягчить твоё наказание и выпустить на волю досрочно?
Валерия закатывает глаза, но соглашается, не в силах сдержать улыбку, вызванную хитрющей отцовской дипломатией:
- Хорошо, выходи из угла, ребёнок. Но помни о том, что так убедительно объяснял тебе отец!
Амаэль с достоинством сползает с кресла, делает пару по-взрослому грациозных шагов, затем срывается в холл и скачет там, и носится, издавая при этом звуки то ли терпящего крушение самолёта, то ли тонущего круизного лайнера.
Отец снова около своей Валерии: поднимает на голову очки, напоминая мне этим жестом школьную учительницу по биологии, и целует свою жену в губы.
Я отворачиваюсь, чтобы не мешать им, хотя вряд ли это в принципе возможно. К сожалению, слух свой я отключить не могу, поэтому в очередной, стотысячный, раз становлюсь свидетелем интимного мини диалога:
- Видишь меня?
- Вижу!
- Чётко видишь?
- Абсолютно чётко. Каждую деталь!
- И все мои морщины?
- И все мои морщины!
Мой взгляд самопроизвольно возвращается к ним, и я вижу, как отец целует внешнюю часть глаз своей жены, в том самом месте, где ещё пару лет назад я заметил появляющиеся признаки увядания. Но для него, похоже, они имеют совсем иной смысл:
- Вижу и люблю каждую МОЮ морщину!
Валерия, довольно улыбаясь, гладит отца по голове, ласково перебирая его короткие волосы, и констатирует:
- Льстец!
- Это неправильное слово… - последнее, что я слышу, потому что интимные поцелуи в шею и декольте буквально заставляют меня выйти из кухни и переключиться на Амаэля. Это Софья привыкла с детства к подобным сценам, а я всё ещё чувствую неловкость и желание уйти, чтобы позволить тому, что является интимным, действительно быть интимным.