Эштон: Глава 3. Картины (3)
За ужином Валерия поднимает вопрос:
- А что вы собираетесь делать с картинами?
Мы с Соней переглядываемся.
- Ещё не решили, мам!
Отец, сделав глоток из своего бокала:
- Маме очень понравились некоторые. Мне, кстати, тоже, Эштон. Ещё когда ты жил в Брисбене, я видел их у тебя в квартире…, - подмигивает, - хоть ты их и прятал, - смеётся.
- Я их рисовал не для того, чтобы кому-то показывать…
Самый ожидаемый вопрос в такой ситуации был бы: «А для чего?», но я слышу отцовское:
- Это всё понятно. И, тем не менее, выходит у тебя… очень круто. Не бросай это дело, сын!
Его поддержка заставляет меня улыбнуться.
Внезапно чувствую Сонину руку на своём бедре:
- Если на этих картинах я, а… все видят на них меня, то я же имею право на парочку?
- Ты имеешь право на все, - улыбаюсь ей.
Только моя жена умеет трансформировать любое мрачное моё настроение в медово-радужное.
- Правда? И я могу повесить их в нашей квартире?
Вот этого я бы не хотел.
- Давай одну в нашей спальне, и на этом остановимся?
- Почему, Эш?
- Ну, Соняшик, это в некотором роде… интимные картины. Они не для чужих глаз.
- Видишь, он жене не позволяет, а мне тем более, - негромко и с разочарованием замечает своему мужу Лера.
Да, я не хочу, чтобы Соня висела на стенах! Имею право! Моя жена и мои картины!
- Мамуль, дай мне время! Эштон бывает иной раз донельзя упёртым, но рано или поздно сдаёт позиции, - смеётся.
И это правда: Соня – моё слабое место, единственный человек, который берёт все до единой мои крепости.
- Что-то я Лурдес давно не видела, - задумчиво признаётся Валерия.
- С ней всё в порядке, мамуль. Мы вчера по телефону около часа проболтали. Сказала, у неё новый парень, и она вся «в нём»!
- Я тоже с ней вчера говорил, правда, не час, а аж пять минут! Ровно столько времени дочь уделила отцу! – негодует.
Через время добавляет:
- Надо его проверить, этого парня.
Соня накалывает вилкой маслину в моей тарелке:
- Ну и что ты там напроверяешь? Ты же знаешь Лурдес, она всё равно всё сделает по-своему!
- Зато я, по крайней мере, буду знать, чем он дышит!
- У тебя уже мания, пап! Оставь людей в покое! Дай им пространство! Ты что сам не чувствуешь, что давишь? – накалывает очередную маслину, и я уже бешусь.
- Кто? Я давлю?! – у отца в голосе искреннее недоумение.
- Ну а кто? Я что ли собралась за человеком следить?
- Не следить, а выяснить, что он за фрукт! И не обидит ли мою дочь! Это разные вещи!
- Это не разные вещи, это одно и то же, папа: вторжение в личную жизнь, называется. Ты не знал?
Отец поджимает губы так, словно обиделся.
Софи вновь тянется вилкой в мою тарелку, и я не выдерживаю:
- Соняшик, положить тебе салата?
Да! Пусть мой характер будет считаться собачьим, но я терпеть не могу, когда кто-нибудь норовит стащить еду из моей миски!
- Нет не надо! Я не хочу салат. Тем более «Греческий»!
Лерины брови взлетают:
- Ну так прекрати шариться в его тарелке! Это некрасиво! И неприятно! Ты совсем забыла о манерах…
- Это у тебя в доме манеры, мам! А у меня всё можно! Правда, Эш?
- Правда, Соняш… - выдавливаю улыбку из своего лимона недовольства.
Кажется, я как-то назвал отца подкаблучником? Похоже, погорячился…
Наш ужин прерывает звонок в дверь. Я знаю, кто это. Сегодня пятница, и ОН явился забрать мою Айви на выходные, потому что у него, видите ли, имеются отцовские права. Если бы не этот душераздирающий факт, мою жизнь можно было бы назвать полноценной и счастливой.
Отец вызывается открыть ему дверь, но все мы друг за другом и по очереди, так или иначе, оказываемся в холле, чтобы проводить малышку.
Моё сердце разрывается! И единственный человек, кто это чувствует… Валерия! Она смотрит в мои глаза так ласково, словно хочет поддержать, но мне это не помогает. Выходные – самые страшные мои дни, я их ненавижу! Но ещё больше травит мне душу тот факт, что этот клоун входит в мою квартиру, мой дом и каждый раз спрашивает у Софи, не надоело ли ей жить в таком курятнике.
Хотя нет, вру: последний год уже не спрашивает, но вся его мерзкая мина выражает именно эту мысль.
Мажор явился в белой тенниске и белых же брюках, благоухающий каким-то термоядерным одеколоном из разряда «Эй, бабы! Гляди, какой мужик!». А мы с отцом оба в рубашках и брюках – ещё не успели переодеться после работы, хотя отцу для этого нужно всего на два этажа спуститься, а мне пройти в свою спальню.
- Не корми её конфетами, Антон, пожалуйста! – строго просит Лера.
- А я не кормил! – включает дурака.
Я никогда в своей жизни не испытывал такого острого… нет острейшего желания ломать чью-то челюсть!