– Хильди, ты не могла бы плеснуть мне еще?
В день падения Агрионта она, как ей и было приказано, растворилась в толпе – однако тут же сконденсировалась обратно, как только убедилась, что толпа не разорвала его на месте. Орсо сделал ей строгий выговор за непослушание, но, по правде говоря, он был до слез благодарен девочке за эту не заслуженную им крупицу верности. У нее конфисковали фуражку – что вызвало поток ругательств, все еще не до конца иссякший, – но в остальном позволили ей остаться на своем посту и носить свою абсурдную ливрею. Подход, типичный для нового режима: какие-то вещи они яростно ниспровергают, другие оставляют и даже порой слезно превозносят. И во всем этом – ни малейшей закономерности или цели.
– Вы уверены? – пробормотала она, не разжимая губ.
– Боишься, им не понравится, что я много пью? Ну так я им и без того не нравлюсь настолько, что они даже низвергли монархию. Они оставили мне вино – плохое вино, но это лучше, чем ничего. Так что, я считаю, лучше им воспользоваться.
Его взгляд на мгновение встретился со взглядом капрала Танни, грузно сидевшего на скамье в задних рядах. Это причинило Орсо больше боли, чем он ожидал, – видеть своего старого знаменосца в рядах врагов. Но нельзя ожидать от оплачиваемых прихлебателей, что они будут продолжать прихлебательствовать после того, как им перестанут платить, а никто не выражал собой изменническую, упадочную и подлую натуру простонародья лучше, чем капрал Танни.
Суорбрек продолжал жужжать:
– Если мы примем, просто на данный момент, в качестве временной меры, в дальнейшем подлежащей пересмотру, что мы все же рассматриваем определенные факты как самоочевидные… – Последовала исполненная многозначительности пауза. – То что это могут быть за факты?
– А! – Ризинау приставил палец к губам и снова задумчиво направил взгляд к куполу. – Да, вот это, пожалуй, значительно более глубокий вопрос!
Орсо со стоном распростерся в кресле и позволил своему взгляду лениво скользнуть вдоль переднего ряда. Лишь один из сидевших там осмелился посмотреть ему в глаза. Молодой Лев больше не выглядел ни особенно молодым, ни хоть сколько-нибудь похожим на льва. Его лицо было опустошенным, покрытым морщинами боли, а с левой стороны исполосовано до сих пор не зажившими шрамами, один из которых оттягивал угол рта, придавая этой половине лица постоянное страдальческое выражение.
Орсо поднял бокал в молчаливом приветствии. В конце концов, зачем тратить силы на ненависть? Мир, в котором они были соперниками, уже ускользнул в небытие под их ногами, словно пошедший на дно корабль. Все они барахтались в воде, пытаясь выжить.
Лео сидел, испытывая непередаваемые мучения. Раздавленная рука немела и пульсировала, отдаваясь в плечо. Во рту было солоно, обеззубевшие десны саднили. Непрестанно ныла стопа, которой у него больше не было. Мучительно чесался обрубок ноги.
– Во имя мертвых, – беззвучно выдохнул он, елозя на сиденье.
Ему хотелось разорвать зашитую брючину, вцепиться в кровавые раны, рвать их ногтями, грызть швы, словно волк, пытающийся отгрызть застрявшую в капкане лапу. Он плотно зажмурил глаза, пытаясь сосредоточиться на дыхании, пытаясь слушать – но не мог разобрать ни слова. Толпа ревела и лопотала, сливаясь с гулом крови у него в ушах, и в ее шуме было не больше смысла, чем в шуме штормового моря.
От него осталась искалеченная оболочка. Измученный призрак. Он больше никогда не будет собой.
– Вы в порядке? – спросил Хайген.
Лео постарался, как мог, изобразить на лице улыбку. Оскал черепа.
– Все отлично.
Он никогда не умел лгать, но это, должно быть, было самой жалкой ложью в его жизни.
– Если бы я был на вашем месте, – протянул Ишер, – я постарался бы как можно скорее выбраться из этого сумасшедшего дома и припустил бы в Инглию со всех ног! – По-видимому, осознав, насколько неудачен его выбор слов, он поспешил поправиться: – Со следующим же приливом, я хотел сказать.
– Савин вот-вот рожать, – буркнул Лео. – Вряд ли она сможет сразу отправиться в плавание. – Даже говорить было больно, черт! – В любом случае, комиссар Пайк пригласил нас остаться. В том смысле, что мы по-прежнему пленники. Не сомневаюсь, что его люди следят за нами.