Выбрать главу

Предчувствуя, что благодаря различиям западной и буддистской философий наша дискуссия может породить новые идеи, я попытался выяснить мнения двух моих коллег, с которыми я встретился на конференции, организованной в 2000 году Институтом разума и жизни. Одним из них был Мэттью Райкард. Мэттью получил докторскую степень по биологии в 1972 году, но затем ушел из мира науки и стал тибетским буддистским монахом, известным автором книг и фотографом.{2} Он провел в монастыре Шехен в Непале более тридцати лет и служил у Далай-ламы переводчиком с французского. Мэттью неоднократно гостил в моем доме и любезно согласился стать объектом научного исследования выражений эмоций и их физиологии. Это исследование состояло из серии экспериментов.{3} Я также отослал конспект своих идей Алану Уоллесу, который принял монашеский сан в 1973 году и учился вместе с Далай-ламой до того, как покинул монастырь, чтобы вернуться в США для завершения образования и для женитьбы. Алан является автором многих книг по медитации и основателем некоммерческого Института исследования сознания в городе Санта-Барбара. Он также стал моим хорошим другом и участвовал в качестве преподавателя медитации в одном из моих исследовательских проектов. И Мэттью и Алан добавили в мой конспект собственные идеи и затем убедили меня попытаться установить контакт с Далай-ламой через его канцелярию.

Зная, что рабочий график Далай-ламы и так уже очень плотный, я не рассчитывал, что мне будет выделено те десять — двенадцать часов времени, которые, как я полагал, потребуются для обсуждения этих вопросов. Тем не менее я направил свою просьбу Туптену Джинпе, известному тибетскому ученому и бывшему монаху, который состоял при Далай-ламе переводчиком с английского, когда тот путешествовал за пределами Индии. Джинпа оказался очень приятным и любезным человеком, с которым мы легко установили теплые отношения. В своем письме к нему я спросил, считает ли он вопросы, изложенные в моем конспекте, достаточно важными для того, чтобы я имел основание просить о личной встрече с Далай-ламой. Джинпа направил мне восторженный ответ. Он добавил несколько своих вопросов и затем приложил максимум усилий для того, чтобы организовать мне трехдневную встречу с Далай-ламой. Этого события мне пришлось ждать четырнадцать месяцев.

В результате настойчивости Джинпы 23 апреля 2006 года Далай-лама и я провели одиннадцать часов вместе, обсуждая вопросы, изложенные на двадцати четырех страницах текста, об эмоциях и сострадании, а также другие вопросы, которые естественным образом возникали в ходе нашей беседы. Это был первый из трех наших откровенных диалогов, которые состоялись между нами в период пятнадцати месяцев и продолжались в общей сложности тридцать девять часов.

Наша первая беседа состоялась в Либервилле, штат Иллинойс, в роскошной комнате загородного дома семьи Прицкеров, управляющей Hyatt Corporation. Стены комнаты был украшены предметами одной из лучших частных коллекций азиатского искусства в США. Я занял место слева от Далай-ламы. Однако правильнее было бы сказать — «примостился», поскольку во время всей беседы я сидел на самом краешке стула, вытянувшись в направлении Далай-ламы. Передо мной на кофейном столике лежал подготовленный мною конспект вопросов. Рядом с конспектом находились листы бумаги с заметками, которые я делал во время беседы. Мы обсуждали каждый пункт моего конспекта и многие другие вопросы, одни из которых имели прямое отношение к заявленной теме, а другие были просто слишком интересны, чтобы оставить их без внимания.

Мы оба испытывали возбуждение, вызванное задачей реорганизации мышления с учетом мнения собеседника, и такая целеустремленность была хорошо заметна. Но мы также выражали искренний энтузиазм и радость, что проявлялось в громком разговоре и частых взрывах смеха. Мы сели за стол, имея собственные устоявшиеся точки зрения, которые вели свое происхождение из совершенно разных источников, и каждый из нас был знатоком в своей области. Мы также знали, что у нас, вероятно, не будет другой такой возможности. Далай-ламе на момент нашей беседы был семьдесят один год, а мне — семьдесят два.