- Это Сом Никитин ему место в ботинке придумал... Вот я и решила отдать его тебе, как говорят геологи, в естественном залегании. Да и интересно было за тобой понаблюдать. Что ты за человек - жадный, не жадный, простой, не простой - и прочее.
- Понятно. А почему ты сама ко мне с алмазом не приехала? Я ведь мог и не явиться под твои ясные очи? Да еще в Старый Оскол. Меня этот вопрос с утра мучит.
- Это долгая история... - насупилась девушка.
- Рассказывай, давай. В нашем положении тайн между нами быть не должно.
Синичкина рассматривала ногти с минуту. Затем щелкнула пальцами и, не повернув ко мне лица, начала рассказывать:
- Через две недели после того, как Сом у меня поселился, его зверски убили...
- Зверски убили???
- Да. Я по делам в Белгороде была. На следующий день возвращаюсь, а в квартире - милиция. Посередине комнаты Сом к креслу привязанный сидел... Голый, весь истерзанный и синий. Утюгом его жгли. Иголки под ногтями... Лицо порезали... И это самое... Я чуть сознание не потеряла... Вечером к Тиховратову побежала, думала, что это он решил выяснить, откуда Сом пятьдесят тысяч взял. Но он сказал, что его фирма тут ни причем. И выставил, напомнив о нашем договоре.
- Дела... - протянул я, воочию представив последние часы Никитина. Все-таки не зря меня Ольга выперла.
- Потом меня следователи допрашивали, - продолжала девушка повествование. - Даже из Москвы один был. Я сказала, что ничего о Соме не знаю, только-только мол, поселился. И с этого самого дня, то есть со дня смерти Никитина, за мной следить начали. И днем и ночью. Квартиру несколько раз перерывали в мое отсутствие. На улице и в автобусах обшаривали. Если бы я к тебе поехала с алмазом, не стало бы ни меня, ни его...
- А где он и записка были? В каблуке бандиты их сразу бы нашли?
- Они и нашли. Но не алмаз, а две купюры по пятьсот рублей. А алмаз с запиской были в ванной комнате в канализационной трубе, - лукаво улыбнулась Синичкина. - В стояке на стальной проволочке висел.
- Просто так?
- Нет, в презервативе.
- Новое поколение выбирает пепси! - восхитился я - А как алмаз в ботинке оказался?
- Я за час до твоего приезда его перепрятала.
- А откуда ты знала, в какой день я приеду?
- Почувствовала...
- Чувствительная какая...
- Чувствительная, не чувствительная, а будущее иногда могу видеть... Размытое, с недомолвками, но если напрячься, можно кое-что из этих картинок выудить. И потому-то мне и удавалось бандитов за нос водить. Тебе еще многое предстоит обо мне узнать...
- В частности, почему ты в день убийства Сома уехала в Белгород? Почувствовала опасность и смылась?
- Ты знаешь, меня действительно что-то толкнуло. С работы в середине дня ушла, села на поезд и уехала...
- А точно из-за поклонника по чердакам заставила меня уходить? спросил я после того, как мой взгляд сумел расстаться с беленькой шейкой и ушком девушки.
- Да нет, какие там поклонники. Заметили тебя... Я же говорила, что люди этих бандитов с дома глаз не спускали.
- А как же они на меня вышли? Я вроде чисто ушел? Если, конечно, не считать чердачной пыли.
- Не знаю. Может, и заметили.
- А теперь, мадемуазель Ванга Бабаяговна, позволь задать тебе главный вопрос: как ты здесь очутилась? В нужном месте, в нужную минуту?
- Это просто, - лучезарно улыбнулась Анастасия. - Позавчера за мной перестали следить. И я почувствовала, что тебе с твоим алмазом сели на хвост. И поехала на выручку. Где ты находишься, узнала у твоей матери, телефон ее у Сома был.
Я улыбнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах у Сашки Никитина оказался телефон моей мамы. Как-то ранним летом на Кумархе, на стихийном банкете, посвященном приходу вахтовки (первому после расчистки дороги от снега, лавин и оползней), я нализался до поросячьего визга и принялся уговаривать такого же пьяного Сома бросить пить.
- Я не сма..сма..гу, - прослезился он, выцедив очередные сто граммов. Ты же зна..зна..ешь... Меня лечить надо. И не здесь, у троечников и проходимцев, а в Москве...
И я в порыве сострадания тут же нацарапал в записной книжке Никитина московские координаты моей мамы, жившей по соседству с известным профессором-наркологом.
Мои воспоминания прервали два дачника, подошедшие к остановке. Женщина с двумя кузовками крупной клубники взглядом попросила уступить ей место. Мы с Анастасией встали и отошли в сторону.
- Интересные шляпки носила буржуазия... Будущее можешь видеть, опасность чувствуешь, - присев на бетонный край заброшенного цветника, проговорил я задумчиво. Объяснения Анастасии мог принять только очень доверчивый человек или человек, завороженный ее простодушными глазами. И такими пронзительными.
- А что в этом особенного? - подивилась девушка. - Мне кажется, что любой человек может в какой-то мере угадать будущее. И я могу.
- Можешь? Тогда скажи, будем мы с тобой... ну, того, спать рядышком? неожиданно для себя ляпнул я
- Фу, как грубо, - сморщилась Анастасия. - Я ни с кем не сплю, я люблю спать в своей кровати со своим мишкой.
- Мишкой? - удивился я. - А фамилия его как?
- Плюшевым мишкой. Его мама мне в детстве подарила. А что касается секса по любви, то он никому не вреден. Но ты пока еще не созрел для такового.
- Я то не созрел, это точно... А вот он...
Синичкина посмотрела прямо в глаза:
- У тебя друг исчез, жена ушла и алмаз в желудке.
- Боюсь, что уже не в желудке, - вздохнул я и, останавливая попутную машину, замахал рукой.
***
Отмытая муха выглядела обиженной. Поэтому, наверное, и молчала. Закопав ее под яблоней, мы сели решать, что делать дальше. Милиция, по всей вероятности, уже сообщила Наталье, жене Веретенникова об исчезновении мужа, и поэтому возвращаться в город и объясняться с ней мне вовсе не хотелось. Заплаканное лицо, ничего не понимающие дети с круглыми глазами, кинжальные взгляды тещи - это слишком. Тем более, я верил, что все обойдется. Ведь обходилось же раньше?
- Ты рассказал другу, откуда мог быть добыт алмаз? - спросила Анастасия, рассматривая камень без всякой брезгливости.
- Да, рассказал... Сказал, что он, возможно, с пятой кумархской штольни, - ответил я, сев на диван, на котором Баклажан собирался разверзать брюшную полость Веретенникова.
Задумчивая Синичкина была просто прелесть.
- А когда Баклажан его прижмет, он все выложит?
- Конечно. И я бы выложил. Жизнь - это жизнь, а стекляшка, даже с мухой внутри - это стекляшка. Любопытная, но стекляшка.
Синичкина задумалась.
- Значит, сейчас они уже на пути к твоему Кумарху...
- Они? Ты думаешь, что Баклажан не распотрошил Валерку?
- Не думаю.
Я представил Веретенникова лежащим в гаражном боксе с разверстым животом. На куче хлама. Замасленные коробки передач, цилиндры, сидения с вылезшими пружинами и он. Бледный, смертельно испуганный.
- Очень бы хотелось в это верить, - почернел я.
- Если Валерий не дурак, вряд ли у тебя есть дураки в друзьях, то он должен был догадаться, что его единственное шанс спастись - это сказать Баклажану, что хорошо знает место, где розовые алмазов навалом.
- В расчете на то, что Баклажан кинется за ними и на меня там наткнется?
- Да. И этот бандит туда поедет. Точно поедет. Поедет убить двух зайцев. И алмазов набрать и на живца словить всех тех, кто знает о розовых алмазах. В Москве и Подмосковье последнее сделать достаточно хлопотно. Особенно если у милиции есть твой фоторобот.
- Уверен, что Валерий сказал этому гаду о месте жительства алмазов, проговорил я, подумав. - А что касается друзей не дураков, то ты жестоко ошибаешься. Кого, кого, а умных в друзьях у меня никогда не было. Не люблю умных, потому как человек не может быть умным по определению, а если он умный, то значит либо совсем дурак, либо обманщик и лицемер. Кто-то сказал, что ума в природе не бывает, а бывают разные количества глупости.