– У вас тут сухо?
– Сухо. А ты зачем спрашиваешь?
– Так ведь я к вам с потопа попал. Вдруг и тут такой грех случается? Ты, Петр, настоящей-то воды не видал, а посмотрел бы, что у нас в Джонстауне творилось!
– Да мы знаем, знаем. Ты, Джон, поди сейчас с Гавриилом, он тебе одежку новую даст.
Джон пошел с Гавриилом и скоро вернулся весь нарядный, да только пока переодевался, все уши архангелу прожужжал про потоп. Ну, значит, одежкой обзавелся, дают ему золотую арфу и под руки сажают на золотую скамеечку. До того он им с потопом надоел, думали, начнет играть, забудет. Петр-апостол говорит ему:
– Играй, сынок, что хочешь, отводи душу.
Сидит Джон на скамеечке, арфу настраивает, а мимо два ангела идут. Джон арфу бросил и к ним:
– Эй! – кричит. – Слыхали, какой у нас потоп был? Матерь Божья! Бочками с неба лило! У вас такого, поди, не видано…
Ангелы скорей-скорей, и ушли от него. Он было еще одного за рукав поймал, только начал рассказывать, а тот улетел. Гавриил ему уж и так, и сяк намекает, мол, ты уймись с потопом-то. А Джону хоть бы что: как ангела встретит, заводит свою шарманку… Ну, долго ли, коротко, приходит он к Петру-апостолу:
– Это что ж у вас творится? Ты говорил, тут все хорошие, вежливые…
– Так и есть. А тебя разве обидел кто?
– Да я вот подошел к одному, начал было про потоп наш рассказывать, а он нет бы ответить по-хорошему, фыркнул только: ты, мол, настоящей воды не видал! И ушел, а я как оплеванный стоять остался…
– Погоди. Это старик был? С гнутым посохом?
– Старик.
– И борода по пояс?
– По пояс.
– Так это ты, брат, на Старика Нору[12] налетел. Нашел тоже, кому про потоп рассказывать!
Тут вперебой загудели клаксоны, и я поспешила к двери. Под огромным камфорным деревом стояли четыре старых рыдвана: наши съехались, веселые и шумные.
– Зора, давай с нами в Вудбридж! Там вечеринка с пальчиками, выпивки-закуски навалом. Небылиц мы тебе и завтра наскажем, чего-чего, а любви и вранья у нас вдоволь. Завтра вечером, вот те крест, а сейчас поехали, если хочешь.
Я набила в машину соседей, сколько влезло, и мы поехали. Вудбридж – крохотный негритянский городишко, примыкающий к Мэйтленду с севера, как Итонвиль примыкает с запада. В отличие от соседей, в Вудбридже не нашлось предприимчивых натур, чтобы привести все в порядок, поэтому тут нет ни школы, ни почты, ни даже градоначальника. Все живут как-то врозь. Кстати, в городке есть и белая женщина, одна-единственная. Когда катили по шоссе номер три[13], я спросила Арметту, у кого гулянка.
– У Эдны Питтс, но там хочешь есть – плати монетку.
– Весело будет?
– А то! Говорят, куча народу будет, из Лонгвуда и Алтамонт Спрингз приедут. Может, и из Уинтерпарка…
Мы ехали в хвосте, и когда свернули с шоссе, услышали, как впереди наши «бокурят»[14] на подъезде. Чарли Джонс «гавкал»[15] громче всех:
– Эй, вы, там, погодите, все не расхватывайте! Мне-то оставьте пальчиков, порозовей да помельче!
– Лучшие – мне! – завопил Питер Стэг.
– А ну цыц, убогие! – рявкнул Содди Сьюэл. – Сперва взрослый дядя выберет!
– Мне шоколадные!
– А мне любые, лишь бы десять!
Красавчик Браун, всю дорогу провисевший на подножке с гитарой в руке, трезво заметил:
– Пальчики – хорошо, да только если к ним страхолюдина прилагается, то на кой оно мне надо!
Когда мы доехали, вечеринка только начиналась: дом прибран и по мере сил украшен, угощение на виду, народ понемногу собирается, но веселья нет, всё еще не закрутилось как следует. Иными словами, вечеринка была мертва, пока не нагрянули итонвильские. Тут все ожило.