И через час…
Я пошел к дому Модеста Фёдоровича. Если это шутка – то несмешная. Я простоял на таком ветре сколько времени, а она не пришла. Я всё понимаю, свадьба, волнения, может, даже и весь подол платья перекосило, но не прийти – это свинство.
Позвонил в дверь – мне открыла Дуся с красными глазами.
– Дуся, – сказал я, – а Маша не приходила?
– Ой, Мулечкаа-а-а-а… – всхлипнула Дуся, а потом зарыдала, – беда у нас! Ой, беда-а-а-а! Модест Фёдорович срочно в больницу уехал!
– Ч-что случилось? – похолодел я.
– Там какая-то девка на Машеньку кислотой плеснула-а-а-а…
Глава 12
– Как такое могло получиться?! – я посмотрел на поникшего Модеста Фёдоровича и еле сдержал ругательство.
Мы находились в отделении гнойной хирургии горбольницы. Маше первую помощь оказали, рану обработали, и сейчас она была на очередной процедуре, а мы с Мулиным отчимом стояли в коридоре у окна и терпеливо ждали.
– Это я во всём виноват. Жалко её стало, – понурил голову тот, – да и Машенька просила. Они всё-таки подругами сколько были…
– Хорошая подруга, – проворчал я, – кислотой соперницу обливать. Так невольно в силу дружбы и поверишь.
– Это я во всём виноват, – еле слышно опять повторил Модест Фёдорович.
И такой у него был несчастный вид, что я не стал упрекать его дальше, вместо этого проворчал:
– Ладно, что там говорить. Главное, всё обошлось, – я покачал головой и вздохнул, – более-менее обошлось, я имею в виду. Главное, что лицо не пострадало, а плечо потихоньку заживёт. Шрам, конечно, некрасивый останется, но под одеждой всё равно не видно.
– Да, Машка молодец, – покивал Модест Фёдорович, – хоть и в шоке была, а технику безопасности соблюдает. Не зря я, наверное, ей тогда трояк за технику безопасности влепил и заставил пересдавать. С тех пор как разозлилась на меня – так и выучила, что от зубов отскакивает.
Он усмехнулся, вспоминая.
– Это ещё повезло, что у неё кефир под рукой был, – сказал я. – Иначе выжгло бы всё к чертям. Даже кости бы растворило, мне кажется.
Модест Фёдорович помрачнел:
– Я добьюсь, что Ломакина пожизненное получит! – прошипел он.
– За такое пожизненное не дают, – вздохнул я, – тем более она была в состоянии аффекта. Так на суде и скажут, вот увидишь. Кроме того, у неё хорошая характеристика по месту работы. Да и всё практически обошлось. У Маши только шрам на плече останется и всё.
– Но оставлять всё за так, я не намерен, – прорычал Модест Фёдорович.
– Так не в Ломакиной же дело, – посмотрел на него я, – сам же понимаешь, кто за всем этим стоит.
– Попов, – на Модеста Фёдоровича было страшно смотреть. – Это он её накрутил.
– Будешь с ним разбираться? – спросил я.
– А как, Муля? Доказательств у меня никаких нету, – поморщился Модест Фёдорович и тоскливо посмотрел на меня.
– А со свадьбой что теперь? – я перевёл тему разговора и проследил взглядом, как два дюжих санитара пронесли мимо нас больного на носилках.
– Решили перенести на две недели, – удручённо покачал головой Модест Фёдорович, – врач говорит, что пока ожог не заживёт, никто её выпускать из отделения не будет.
– Так там же небольшой ожог, – попытался подбодрить его я, – неужели из-за такого переносить?
– Ты не понимаешь, Муля, – нахмурился Модест Фёдорович, – химические ожоги дело серьёзное. Они заживают очень долго. И её точно не выпустят, пока всё не зарубцуется. Так что завтра прямо с утра позвоню в ЗАГС и всё перенесём. Справку нам обещали выписать, причина существенная и они просто обязаны пойти нам навстречу.
Честно сказать, я хоть и переживал и за Машу, и за Мулиного отчима, но в душе испытал небольшое облегчение, что две свадьбы не в один день будут, и я со спокойной совестью смогу посетить обе, по очереди. Кроме того, раз свадьба отодвигается, значит у меня есть ещё время для посещения дома номер 61. За две недели что-то придумаю. А Печкину с Ложкиной подарю один из ковров, на выбор. Они капец рады будут. Ну, даже если и не рады, то особого выбора у меня всё равно нету. Никак я не успею деньги из-под балки изъять и пронести незаметно.
Но не успел я всё обдумать, как вышел врач и сказал строгим официальным голосом:
– Товарищ Бубнов, – срочно зайдите в палату!
Модест Фёдорович с тревогой взглянул на меня, вздохнул, и заторопился вслед за врачом. А я остался нервничать в коридоре.
Мулиного отчима не было долго. Я уже успел сбегать на улицу покурить, трижды пересчитал все штативы от капельниц, которые стояли в коридоре, подумал о том, как я буду разбираться с комсоргом дальше и что следует предпринять в первую очередь. Порассуждал, как бы правильно использовать болтливость кареглазки в личных целях и какие вбросы с помощью неё и её подружек следует задвинуть в общество для продвижения меня по карьерной лестнице.