– Какой кошмар, она что, в положении?
– А Печкин-то! Вчера в «Скоморохе Памфалоне» так кликушествовал, зрители в восторге. А одну старушку даже валерьянкой потом отпаивали.
– Кто бы подумал, этот Печкин, такой себе бездарь, а сама Раневская тамадой, говорят, у него будет…
Мда, люди никогда не меняются, во все времена. И при коммунизме, и при капитализме – одно и то же.
Регистрационный зал №1, где ждали Печкина и Ложкину, был обильно украшен бумажными гирляндами и плакатом «Мир! Труд! Май!», который повесили прямо на шторы с ламбрекенами цвета «чайная роза» (или же забыли снять). В зале №2, предназначенном для Модеста Фёдоровича и Машеньки, на столе уже стояла огромная напольная ваза с искусственными гвоздиками – подарок от парткома института.
Печкин сегодня превзошел сам себя – в бархатном пиджаке, с печальной улыбкой Моны Лизы, он бережно поддерживал под руку Варвару Ложкину. Ее платье шуршало, как осенние листья на ветру, а густая фата до пола вызывала жгучую зависть у всех наших соседок.
– Товарищи, просим пройти! Проходите, не толпитесь в дверях! – гаркнула служащая, и гости хлынули в зал, обгоняя друг друга.
Я наблюдал, как регистраторша с лицом мопса и фигурой кузнеца, чеканит торжественную речь, как включили гимн Советского союза. Варвара Ложкина расписывалась молча, выражение лица её при этом было счастливое и немножечко свирепое. А вот Печкин что-то говорил, но мне не было слышно. Перед тем, как поставить подпись он долго-долго смотрел на текст, всё вздыхал, мялся, но потом расписался. Новобрачные обменялись кольцами и невинным поцелуем. Гости захлопали, аккордеонист заиграл «Не шуми, волна коварная…», все принялись поздравлять новобрачных, а я скользнул во второй зал.
Не успели смолкнуть аплодисменты за моей спиной, как в зал №2 уже входил Модест Фёдорович с будущей супругой. Он был в строгом чёрном костюме и галстуке. Машенька, в голубом платье до колена и туфлях на «манной» подошве, смущённо держала увесистый букет из гвоздик.
Я краем глаза выхватил Дусю в новом нарядном платье и без платка, зато с локонами. Она украдкой утирала глаза платочком.
Здесь повторилась та же картина: речь, гимн, роспись, обмен кольцами и поцелуй.
– Товарищ Бубнов, поздравляем с вступлением в законный брак! – какой-то важный сотрудник НИИ, вручая хрустальную вазу, подмигнул и попытался выдать шутку: – Для реактивов пригодится.
Все угодливо захихикали. Из этого я понял, что важный сотрудник явно из руководства.
Протиснувшись между гостями, я от души поздравил отчима и Машеньку.
– Муля, ты должен будешь сказать речь в ресторане, от нашей семьи! – шепнул Модест Фёдорович, но его перебил звон бокалов: гости из соседнего зала, захмелев от креплёного вина, грянули «Катюшу» в джазовой аранжировке.
А потом начались гулянки.
Сперва я решил отметиться у Печкиных. Соседи же.
Комната Печкиных, с свежепобеленным потолком, коврами на всех четырёх стенах и огромным длинным столом через всю комнату, уже ломилась от соседей и еды. На столах, сдвинутых из всех комнат и кухни, стояли: студень, котлеты, голубцы, тушенная с мясом и грибами картошка, селедка под «шубой»…
– Муля, держи! – Григорий протянул мне граненый стакан с казёнкой, наполненный почти полностью. За стеной, в соседней комнате, спорили, на кухне вроде как ссорились, где-то в коридоре затянули песню:
– «Веселей играй, гармошка, и раздайся, хоровод…»
Гости подпевали, спотыкаясь о ведра в коридоре.
Во дворе, где решили танцевать, если не будет дождя, Герасим заводил патефон:
– Рио-Рита, дура ты, Рио-Рита!
Тамада, толстая тётка с суровым лицом, требовательным голосом разбивала всех на пары и раздавала листочки со словами.
– Муля, давай я скажу тост и нужно бежать отсюда, – шепнула мне Фаина Георгиевна, – терпеть не могу все эти народные игрища.
Я был с нею вполне солидарный.
Мы дождались, когда подойдёт Арсений, фотограф, которого уговорила Фаина Георгиевна, а я оплатил. Он был длинноволосый и бородатый. И напоминал хиппи. Зато у него был фотоаппарат и желание отработать гонорар, а также выпить и поесть на свадьбе надурняк.
Мы вернулись в комнату, к гостям, и я поднял стакан с водкой:
– Дорогие Пётр Кузьмич и Варвара Карповна! – провозгласил я, – мы с Фаиной Георгиевной долго думали, что бы вам такое подарить, чтобы затмить всех гостей!
Гости засмеялись и захлопали. Белла из своего места показала мне большой палец, мол, молодцы.