Сейчас Муза торопилась как раз к Альфику. В сумочке несла ему шикарное лакомство — два яблока, морковку и кусочек хлеба. Яблоки Ложкина из деревни привезла, целую сумку. И угощала всех. Свои яблоки Муза есть не стала (хотя одно таки съела, не удержалась). А припрятала и теперь несла их Альфику. Вот он обрадуется!
Хлеб тоже несла. Но тайком. Хлебом кормить копытных животных не одобрялось руководством зоопарка. Прямого запрета как бы и не было, но не одобрялось. А Муза ничего не могла с собой поделать: Альфик так любил кусочки хлеба, густо посыпанные крупной солью. Ну, и как ему отказать? Он такой лакомка.
Муза добежала до препараторской. В коридоре были шкафчики со спецодеждой. Её был с номером 14. Она торопливо переоделась в синий спецовочный халат, натянула сверху прорезиненный фартук, переобулась в невысокие резиновые сапоги, с усмешкой натянула синюю же косынку (почему-то она её всегда сильно смешила), переложила гостинцы по карманам и заторопилась к Альфику. Ведь он так ждёт её…
Белла устало откинула прядь волос, прилипшую ко лбу.
Ну что за упрямая бабёнка!
— Милочка, я ещё раз тебе говорю, я не гадалка! И привораживать я не умею. Такая взрослая девочка, а веришь в сказки и в волшебство! — Она насмешливо хохотнула, надеясь смутить гостью.
Напротив неё, за столиком в гримёрке ресторана, где Белла обычно играла по вечерам, сидела полногрудая женщина в плюшевом жакете и неубедительной шляпке. Как говорится, в самом соку, мечта поэта, баба-ягодка и так далее. И эта баба-ягодка теперь с умоляющим видом взирала на Беллу:
— Но мне Ксения сказала…
— Что она тебе сказала⁈ — теряя терпение, возмутилась Белла, — что я приворожила ей жениха?
Судя по выражению лица дамочки, что-то подобное она и надумала себе.
— Брехня!
— Я тоже хочу жениха, — упрямо повторила женщина и умоляюще добавила. — Ну, пожалуйста.
— Милочка, я — сваха. Я могу подобрать тебе любого жениха, но дальше ты сама должна понравится ему. Понимаешь, сама!
— Но мне нужна стопроцентная гарантия, — опять повторила женщина и торопливо вытащила кошелёк.
Белла сдержалась (хорошо, что не выругалась). Несколько вкусно хрустящих купюр легли на столик. Белла торопливо накрыла их афишкой.
И тут в гримёрку заглянула Раечка:
— Белла, там ребята последний заход доигрывают и сразу твой выход.
— Спасибо! — с облегчением сказала Белла и схватилась за пуховку. Поправляя грим на лице, она сказала строгим голосом, — а знаешь, милочка, зайди-ка ты ко мне завтра, но минут на двадцать пораньше. Посмотрим, что можно сделать… И жениха тебе найду, есть тут у меня один толковый мужчина на примете, инженер между прочим, и вдовец. И научу как его заинтересовать… Ещё на свадьбе твоей погуляем!
Вредная дамочка обрадованно извинилась и ушла, а Белла вытащила хрустящие купюры, любовно пересчитала их и бережно положила к себе в кошелёк. Ещё немного и она купит себе новые сапоги. Старые-то совсем уж прохудились, сколько сапожник Захар их ни чинил, да он уже и браться-то не хочет. Но ничего. Скоро уже…
Она шла играть на пианино перед пьяной публикой, как ходила ежедневно, много-много лет подряд, и в этот раз на её лице играла довольная предвкушающая улыбка.
— Колька! — закричала Полина Харитоновна, выглядывая из окна в бревенчатой избе, — иди бегом домой, я козу только подоила, иди сюда, горюшко ты моё, молочка попьёшь, пока тёпленькое!
— Ну, ба-а-а-а, — возмущался Колька, потрясая палкой, которой он перед этим царапал по раскисшей глинистой земле, — ты не видишь разве, я рисую! Занят я!
— Иди сюда, чучело огородное, сиротинушка никому ненужная-а… — завздыхала Полина Харитоновна, — мать-то ещё хоть помнишь свою непутёвую?
— Ну ба-а-аа! Я рисую! Не мешай!
— Ладно, я полотеничком пока накрою, играйся, маленький, — улыбнулась Полина Харитоновна ласково и прошептала себе под нос, но тихо-тихо, — а ведь как внучек на покойного Виктора моего похож, как две капли воды прямо.
И добавила, взглянув на портрет над кроватью: