— Подожди, — тихо попросила она.
Ну и прекрасно. Я остался стоять рядом с Мулиной матерью. Рядом остановился Адияков.
Когда мы остались наедине, Надежда Петровна, воровато оглянувшись, не слышат ли гости, торопливо спросила:
— Сынок, ну скажи, тебе кто-нибудь из них понравился?
Я согласно закивал головой, с энтузиазмом закивал, можно сказать.
Надежда Петровна послала ликующий триумфальный взгляд Павлу Григорьевичу. Тот скис, надулся и помрачнел.
Интересно, они что, поспорили? С Мулиной матери станется. Небось на шубу какую-нибудь или жемчуга забились. Не удивлюсь.
— И кто же тебе понравился? — сгорая от любопытства и аж пританцовывая от нетерпения, спросила Надежда Петровна.
— Матильда Фёдоровна, — честно признался я.
Надежда Петровна побагровела, а Павел Григорьевич сдавленно хрюкнул.
Я посчитал, что ответил достаточно искренне и пошел к гостям.
В гостиной, за роялем сидела Ниночка с кисловатым выражением лица и тренькала двумя пальцами какую-то незамысловатую мелодию. Рядом стояла Ирина Семёновна и с гордым видом переворачивала листы в нотной тетради.
— Вам это нравится? — с подвохом спросила меня Анна Васильевна, метнув скептический взгляд на Ниночку.
Я пожал плечами, а потом кивнул.
Анна Васильевна надулась и обиженным голосом выдала последний аргумент:
— А наша Валентина, между прочим, умеет вышивать крестиком! И Лариса тоже!
Я аж икнул.
Когда экзекуция музыкой закончилась, нас позвали пить чай.
И опять все эти разговоры и бомбардировка меня томными и многозначительными взглядами продолжилась.
И тогда мне всё это вконец надоело. Поэтому я встал из-за стола и ушел. Вот так просто, молча, без слов, встал и ушёл. По-английски, не прощаясь.
А когда вернулся (наконец-то!), домой, то обнаружил на кухне Фаину Георгиевну, в волосы которой вцепилась… Марецкая.
Глава 9
— Сука Верка! — воскликнула Фаина Георгиевна и попыталась вырвать свои волосы из рук Марецкой. Её всегда аккуратный пучок теперь разметался и сейчас напоминал какой-то снулый рыбий хвост в период нереста.
Когда же её попытка не увенчалась успехом, Раневская изловчилась и пнула Марецкую ногой. Причём неудачно так пнула. Мало того, что не попала, так вдобавок ещё её войлочный тапок, в которых она так любила ходить по коммуналке, слишком широкий и расхлябанный, моментально слетел и запульнулся куда-то аж под стол.
Фаина Георгиевна осталась, словно Золушка, в одном башмачке. Правда не в хрустальном, а в войлочном, расхлябанном, но тем не менее.
— Ах ты ж, зараза! — прошипела Марецкая, продолжая таскать Фаину Георгиевну за волосы.
— Дамы! — укоризненно сказал я, попытавшись привлечь внимание.
Но мой миротворческий пассаж остался без ответа. Обе великие актрисы были заняты исключительно друг другом и на посторонние помехи внимания обращать не желали.
— Товарищи! — предпринял вторую, более официальную, попытку пацифизма я.
Опять ноль реакции.
— Да что же это такое! — пробормотал я, изумлённо наблюдая, как Марецкая извернулась и хотела, видимо, то ли выдрать Раневской клок волос, то ли ещё что совершить нелицеприятное. При этом поскользнулась и волосы Фаине Георгиевне она машинально выпустила.
Раневская, почувствовав себя на свободе, схватила табуретку и принялась отбиваться нею, словно рогатиной. И как-то она эдак замахнулась, что Марецкой пришлось резко отклониться. И сделала она это слишком неловко и запнулась об оставленный Беллой таз с замоченным там бельём. И с размаху уселась прямо туда, подняв вокруг целую тучу мыльных радужных брызг.
— Ай! — взвизгнула Вера Петровна, неуклюже барахтаясь в тщетной попытке выбраться из таза, где она явно застряла.
— Ты смотри! Наконец и Верка нашла своё место! — ликующе изрекла Раневская, отбросив табуретку. Затем она насмешливо ткнула пальцем в особо большой мыльный пузырь, и гордо и величественно ушагала прочь из кухни, чеканя шаг в одном тапке и держа спину ровно-ровно.
— Давайте помогу, — протянул руку я.
Марецкая царственным жестом ухватилась за мою руку, и я выдернул актрису из таза. При этом остатки воды выплеснулись опять на пол.
Марецкая воду проигнорировала, таз проигнорировала, одёрнула мокрую юбку и только затем изволила посмотреть на меня.
— Мне нужно переодеться, — сообщила она строгим, хорошо поставленным голосом. Спасибо она мне не сказала.
Я восхитился от такой наглости, но поучать не стал. Всё же женщина уже не первой молодости, может быть это у неё такая реакция на стресс.