Я приступил. Ведь сказано это было столь уверенным тоном, что перечить или не выполнить даже мысли не возникало.
Разговор с Большаковым у нас должен был быть о другом, но перечить Секретарю я не посмел. Кроме того, она была права. Не факт, что Иван Григорьевич не поинтересуется, как я вижу это сотрудничество. Так что пусть лучше будет заготовка.
Поэтому я сел за столик, пододвинул к себе листы и принялся торопливо набрасывать тезисы. Так увлёкся, что чуть не пропустил время. Но Секретарь была на чеку и сказала категорическим голосом:
— Иммануил Модестович, у вас осталось три минуты. Давайте сюда тезисы, я гляну.
Даже не думая спорить, я показал ей наброски.
Секретарь глянула, читала. Еле слышно бормоча что-то под нос. В одном месте она покачала головой и сказала:
— А вот этого не надо. Иван Григорьевич этого не любит. Я вычёркиваю этот тезис вам. И в разговоре с ним постарайтесь эту тему обходить, будьте добры. Ну, или смягчить, если получится.
Она пристально посмотрела на меня и, дождавшись моего согласного кивка, продолжила изучать мои наброски. Наконец, она прочитала и вручила мне исписанный листок, предварительно положив его в аккуратную папочку.
— Готовы? — спросила она меня.
Я кивнул.
Она нажала на рычажок коммутатора, там зашипело, что-то пощёлкало и она сказала:
— Проходите, Иммануил Модестович. И не забывайте о регламенте.
Я от души поблагодарил и открыл дверь.
За распахнутой дверью оказалась ещё одна дверь. И её я тоже открыл.
— Разрешите? — сказал я, входя в кабинет, — Здравствуйте, Иван Григорьевич!
Хозяин кабинета сейчас выглядел как Хозяин Кабинета. Важный, солидный, представительный. В добротном костюме, за массивным столом из морёного дуба он выглядел совсем по-другому, чем на природе.
— Муля! Здравствуй! — улыбнулся мне Большаков, и я понял, что начало беседы получается вроде как удачное. — Заходи давай. Садись.
Я сел на второй стул, как и велела мне Секретарь.
— Что, Изольда Мстиславовна и тебя уже успела отдрессировать? — хохотнул он.
— Ну… — я замялся, подыскивая слова, чтобы не обидеть человека.
— Баранки гну! — хмыкнул он и велел, указывая на стул рядом, — пересядь сюда, пожалуйста.
— Но Изольда Мстиславовна…
Большаков скептически изогнул бровь и я пересел. Лучше не вступать в конфронтацию, и так сколько времени потеряли.
Я украдкой взглянул на часы — три минуты «на тезисы» истекли.
— Когда посетитель сидит на втором стуле, он начинает говорить громче, и Изольде Мстиславовне всё прекрасно слышно, — полушепотом пояснил он мне, — а я хочу с тобой конфиденциально побеседовать.
Я невольно улыбнулся.
— Зато она — лучший мой сотрудник, — похвастался Большаков, — ей уже семьдесят пять, давно на пенсию просится, а я её не отпускаю. Замену ей не могу найти. Лучший профессионал в своём роде. Я без неё, как без рук.
Выдав этот спич, Большаков резко сменил тему:
— Так что ты там про советско-югославский проект говорил? — уставился он на меня в упор.
Но ответить мне не дал:
— Ты хоть соображаешь, куда сейчас лезешь?
Я кивнул:
— Да, меня уже в Первый отдел вызывали.
— Но про совместный проект — это ты серьёзно? — нахмурился он.
— Конечно серьёзно, — ответил я и пошел ва-банк, — Иван Григорьевич, можно я буду говорить, как есть?
Большаков прищурился:
— Я тебя специально рядом поэтому и пересадил. Говори.
— Хорошо, — вздохнул я и начал говорить, — понимаете, я проанализировал фильмы последних лет и понял, что у нас сложилась следующая ситуация. Это или военные фильмы с патриотическим уклоном, или мелкотемье…
— Тихо! — шикнул на меня Большаков и торопливо пересел рядом со мной (на второй стул, кстати). — Продолжай.
— Я говорил про мелкотемье, — повторил я, — а я знаю, как нам размахнуться так, в смысле выстроить процесс так, чтобы и из вот этой сложившейся тенденции не выйти, и при этом сделать парочку настолько шедевральных фильмов, которые поразят весь мир.
— Эк ты загнул, — недоверчиво посмотрел на меня Большаков.
— Не загнул, — не согласился я, — я могу рассказать. Но выданные мне восемь минут почти истекли. Рассказывать надо долго. А ведь ещё один вопрос обсудить надо. Важный.
Большаков с интересом взглянул на меня. Его удивляло и забавляло то, что у меня нет робости и пиетета перед ним. Он привык, что все в его кабинете тряслись, как мыши. Я же держался на равных. Это его интриговало.
— Ладно, говори свой важный вопрос, — ухмыльнулся он.
— Вам нужен заместитель, — сказал я и добавил, — только компетентный и надёжный.