— Ну, типаж ей подходит, — аккуратно сказал я, но Злая Фуфа опять взорвалась:
— Какой там типаж, Муля⁈ Ненавижу, когда блядь строит из себя невинность! Да ещё так топорно!
— Но ведь как-то же играет она…
— Я не признаю слова «играть», Муля! Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно! Где только Глориозов таких набирает⁈
Она тяжко вздохнула и расстроенным «детским» голосом пожаловалась:
— Где б хоть одного хорошего актёра найти? Загубят же такую пьесу!
И тут меня осенило. Но я, зная Злую Фуфу, сказал невозможным склочным голосом:
— А что мне будет, если я вам найду актёра на роль племянника?
— А что ты хочешь?
— Одно моё желание выполнить, — сказал я.
— Какое? — напряглась Раневская и с подозрением посмотрела на меня, — ты опять что-то задумал, да, Муля?
— Да, Фаина Георгиевна, — не стал отпираться я. — Сейчас нюансы раскрывать не могу, но вскоре это будет очень сложный проект. И вы сыграете там главную роль.
— Какую? — заинтересованно вскинулась она.
— Потом, — отмахнулся я, — всё потом. Так вы согласны?
— Согласна! — выдохнула Злая Фуфа, — а что за актёр?
— Знакомьтесь, если вы незнакомы, — жестом фокусника сказал я, — Михаил Пуговкин. Блистательный комедийный актёр.
И Пуговкин и Раневская воззрились на меня с превеликим удивлением.
Особенно удивился Пуговкин. Он даже попытался что-то там возразить:
— Я не…
— Тс-с-с, — я наступил ему под столом на ногу. Пуговкин всхрюкнул и умолк.
— Михаил Пуговкин, — задумчиво пробормотала Злая Фуфа, — мне как будто ваше лицо знакомо. Где вы играли?
— У Григория Рошаля, — начал Пуговкин, и уже хотел продолжить перечисление, как она перебила:
— Прочитайте мне монолог Аполлона.
— Только не у меня в комнате! — возмутился я, — и так голова болит.
— Это просто свинство, Муля! Ради искусства мог бы и потерпеть! — воскликнула она, но затем, видимо, сжалилась надо мной и обернулась к смущённому Пуговкину:
— Как там вас? Леонид? Идёмте скорее на кухню и прочитаете мне монолог, — и широко шагая, устремилась прочь из моей комнаты.
За нею преданно засеменил смущённый и обрадованный Пуговкин.
Я лишь хитро ухмыльнулся, потирая ручонки. Вот такой вот коварный я.
Только-только я выдохнул после товарищей артистов, как в дверь опять постучали. Как же заколебали меня эти посетители! Особенно по вечерам! Вот возьму и заколочу дверь досками. Пусть вон к Белле за советами ходят.
Тем не менее пришлось кричать «открыто» и «зайдите».
Дверь распахнулась и в комнату вошла… Лиля.
Сейчас она была не такой, как в прошлый раз. Я сильно удивился: она была в строгом тёмно-сером платье. В отличие от предыдущих нарядов, это было действительно строгим. Без всех тих оборочек и рюшей. Но более всего меня поразило, что она остриглась.
— Лиля, — удивлённо сказал я, — ты обрезала волосы.
У неё действительно были прекрасные густые волосы, не обезображенные краской и всеми этими средствами, которыми уничтожают их женщины в моём мире. Волосы были густые и длинные. А сейчас она их обрезала практически «под мальчика».
— Зачем, Лиля?
— Продала на шиньоны, — хрипло вздохнула она и я понял, что ей жаль волосы.
Но не успел я сказать вежливые слова в поддержку, как Лиля встряхнула головой и посмотрела на меня очень серьёзным взглядом:
— Уезжаю я, Муля.
— В деревню? — брякнул я.
— Нет, не в деревню, — покачала головой она и вдруг сказала, — сегодня был суд. Утром.
— И что?
— Гришку приговорили к принудительным работам в поселении, — всхлипнула она.
— Лиля, я сочувствую… — начал я, — но она меня перебила, — это я во всём виновата! Понимаешь, Муля⁈ Если бы не моё скотское поведение, если бы я не уехала с этим скотиной Жасминовым, то ничего бы этого не было!
Я не стал её разубеждать. Конечно, тут была не только её вина. Все трое были виновны. Но Лиля должна сама понести наказание за своё поведение.
— Я долго думала, Муля, над твоими словами, — сердито вытерев слезу тыльной стороной ладони, всхлипнула она, — и потом я поняла, что ты прав! Ты во всём прав!
Она зыркнула на меня недовольно и вздохнула.
Я пожал плечами, мол, ну, а что поделать.
— Его отправят в колонию поселение, в Пермский край, — опять не удержалась и всхлипнула она, — там лесоповал и лесозаготовка.
— Сколько ему дали? — спросил я.