— Да вот, смотрите, — я раскрыл тетрадку и начал показывать эскизы. По мере моего показа глаза у Галиночки сделались огромными, как у анимэшного персонажа:
— Ох… что это?
— Это модели, которые я хочу получить. Вот здесь и здесь я нарисовал сбоку. Обратите внимание на втачанные карманы и вот эти детали, — и я принялся объяснять.
Галиночка кивала, с завороженным видом слушая меня, и с каждым моим словом в её глазах разгорался всё больший и больший восторг. Наконец, она счастливо выдохнула и глаза её заискрились:
— Потрясающе! Надюшечка, твой сынок — гений!
— Я знаю, — с достоинством ответила Мулина мать.
— Но главное в этих моделях — ткань, — перебил восторги я.
Я принялся объяснять, но Галиночка меня плохо понимала. Наконец, не выдержав, она потащила меня в смежную комнату, где сидели три швеи в синих косынках и синих же спецовочных халатах за швейными машинками и с интересом смотрели на меня. Везде, где только можно, были рулоны, свёртки и мотки всевозможных тканей.
У меня аж в глазах зарябило.
— Смотри, Муля, — Галиночка раскрыла ближайший свёрток, — такая пойдёт?
Я осторожно пощупал ткань:
— Нет, сильно мягкая.
— А такая? — мне в руки пихнули очередную тряпку. Которую я сходу забраковал.
А эта?
— Эта?
Наконец, устав от мучительных поисков, я спросил:
— А какие у вас тут ткани вообще есть?
— Да как какие? — удивилась Галиночка и даже развела руками, — Все есть: драпы, ткани из шерсти, крепы, штапельные, эпонжевые, бархатные, жоржеты, шифоны, капроны, вольта, майя, тафта, муар, поплин, шан-жан, репс, жаккардовые, жатый ситец…
Она выдохнула и опять затараторила:
— Сукно, габардин, трико, коверкот, крепдешин, креп-жоржет, полотно, сатин, ситец, трикотин-букле, галстучная, меланжевая, креп-гофре, креп-жоржет вафельный, креп-рельеф, креп фасонный, московский креп, пике…
— Трикотин-букле у нас закончился, — пискнула девушка у ближайшей машинки.
— Точно, трикотин-букле нету, — покачала головой Галиночка.
— Хватит! Хватит! — забеспокоился я.
— А ещё есть бобрик, бархат, полубархат и фланель, — хмыкнула Галиночка и девчата захихикали.
— И вельвет, — хихикнула та неугомонная девчонка.
— И маркизет, — поддакнула вторая.
Я понял, что меня поддразнивают, но демонстративно с напускным ужасом схватился за голову.
Это вызвало весёлый дружный смех.
— А есть что-то, чтобы было похожее… эмм… — и я подробно расписал качества джинсовой ткани.
Очень уж мне не хотелось, чтобы мой костюм был из какой-нибудь креп-жоржетовой ткани. Или, не к ночи будь упомянут, из бобрика.
Галиночка задумалась. Задумались и девчата. Даже строчить на машинках перестали и повернулись к нам.
Повисла пауза.
Я уж было решил, что не выгорело, и придётся носить из креп-жоржета и из бобрика, когда Галиночка просияла:
— Есть! Есть у меня такая ткань! Её мало. Но на один костюм хватит. Стойте здесь, я сейчас! — она метнулась куда-то в боковую подсобку и буквально за каких-то пару минут притащила большой отрез ткани.
Я с интересом пощупал её — очень даже похоже на джинсу.
— Ух ты! — обрадовался я, — это оно!
— Это наша ткань, выпущенная на заводе «Большевичка». Называется «Орбита»*, — объяснила Галиночка.
В общем, костюмы я заказал, и мы расстались очень довольными друг другом.
По дороге к дому Адияковых, Надежда Петровна сказала:
— Не знала, что ты так в модах разбираешься.
— Так в Комитете по искусствам работаю, — отмазался я, — у нас и лекции постоянно и фильмы заграничные показывают. А потом всё объясняют…
Надежда Петровна недоверчиво посмотрела на меня, но переспрашивать не стала.
Мы ужинали на кухне. Она у Адияковых была большая, так что по-семейному, то можно было ужинать и там. А вот для гостей накрывали в столовой, смежной с залом.
— Возьми ещё кусочек курочки, — Надежда Петровна, как и всякая женщина, любила кормить мужчин, а уж собственного сына, и подавно.
Она положила мне на тарелку очередную порцию мяса, и я понял, что ещё чуть-чуть и я лопну.
— Тебе нравится Валентина? — с мягкой улыбкой спросила она и, не дав мне ответить, торопливо сказала, — такая хорошая и воспитанная девочка.
Ответить я не успел — в дверь сильно застучали.
— Что это⁈ — перепугалась Надежда Петровна.
Стук повторился. Ещё более требовательно.
— Сиди здесь, я пойду посмотрю, — ответил я и встал из-за стола.
— Может, не ходи? — неуверенно произнесла Надежда Петровна, но я уже вышел.
В дверь тарабанили и тарабанили.
Я открыл. На пороге стоял небритый мужичок, явно подшофе, и вызывающе смотрел на меня:
— Лариску позови! — потребовал он.
— Здесь такие не живут, — ответил я и хотел уже захлопнуть дверь, как тот быстро вставил ногу между дверью и дверной коробкой.
— Я те чё сказал, баклан! — судя по приблатнённому лексикону, это был какой-то местный криминальный элемент, явно из мелких.
— Ногу убрал! — тихо, но угрожающе велел я.
Мужик не внял.
Тогда я двумя пальцами ухватил его за нос и чуток провернул. Мужик взвыл и отшатнулся. Нос его начал багроветь и увеличиваться на глазах.
— Я тебе русским голосом сказал, нету тут Лариски, — прошипел я, — иди отсюда!
И для дополнительной аргументации я дал ему пинка ногой.
Пинок получился не болезненным (так как я был в домашних тапочках), но довольно обидным.
Однако мужик ругаться, а тем более драться со мной не рискнул. Ретировался.
А я вернулся обратно на кухню.
— Кто это? — с тревогой спросила Надежда Петровна.
— Дверью ошиблись, — не стал вдаваться в подробности я.