Я напрягся. Серёжа был известен в узких кругах как человек, чей голос напоминал звук тормозящего трамвая и крик чайки. Злые языки говорили, что когда-то, ещё в начале своей актёрской карьеры он пытался читать стихи Маяковского на празднике урожая в сельском клубе, и председатель колхоза, не разобравшись, попросил «выключить сирену». Мне же Серёжа запомнился ролью «трактор дыр-дыр-дыр».
И вот теперь Глориозов, пользуясь тем, что помог мне с водкой для министра и компании, нагло давит на меня. И, что обидно, отказать ему я сейчас не имею морального права.
Гад это знает и нагло пользуется.
Интересно, что же их связывает?
Скрепя сердце, пришлось согласиться:
— Пусть подойдёт ко мне в Комитет искусств, — сухо ответил я и положил трубку.
Серёжа явился на пробы в строгом костюме и галстуке с вышитым изображением колосков пшеницы. Его лицо светилось решимостью, а в руках он сжимал потрёпанный томик Станиславского.
— Иммануил Модестович! — завопил он, заставляя проходящую мимо секретаршу Катю выронить папку с документами. — Готов служить советскому кинематографу!
— Тихо, Серёжа, не кричи так, — я сделал успокаивающий жест. — Расскажи лучше, какие роли тебя привлекают? И почему тебя вдруг потянуло в кино?
— Мечтаю сыграть героя-пограничника! — Серёжа вскинул руку, чуть не ткнув меня в глаз (я еле-еле успел отшатнуться). — Или учёного, открывающего новые законы физики!
Я представил, как Серёжа кричит фальцетом: «Стой, нарушитель!» — и содрогнулся.
— Сейчас посмотрим, — устало кивнул я и повёл его в соседний кабинет, заваленный бумагами. И который постоянно пустовал.
— Так, Серёжа, — сказал я, — давай сейчас проверим, как ты вживаешься в роль…
— Я прекрасно вживаюсь в роль! — возмущённо воскликнул Серёжа и для убедительности потряс перед моим носом томиком Станиславского.
Лучше бы нимб поправил.
— Давай ты изобразишь лесника, который предупреждает геологов о медведе, — велел я и добавил, — не забывай, что здесь главное — эмоция! Страх за товарищей!
Я легонько хлопнул ладонями, обозначив киношную хлопушку. Серёжа вытянулся в струнку, задрожав, как осиновый лист.
— Давай! — скомандовал я.
— Товарищи! — завизжал Серёжа, заламывая руки. — В лесу медведь-шшш!
Я побледнел. За стенкой кто-то уронил, судя по звуку, стул или стол.
— Стоп! — сказал я. — Это что за птичий базар⁈
Серёжа вспыхнул и сказал донельзя разобиженным голосом:
— Я демонстрирую новаторский приём! По Станиславскому, между прочим! Мой герой — бывший цирковой артист, который имитирует зверей! Ведь медведь же не говорит, верно? Я считаю, что это гениальный приём!
Я посмотрел на него, как на идиота, и сказал:
— Серёжа, пошел вон!
Когда незадачливый последователь Станиславского ретировался, я заглянул в кадры и набрал Глориозова.
— Глориозов слушает! — хорошо поставленным баритоном произнесли с той стороны провода.
— Это Бубнов, — сухо сказал я, понимая, что сейчас наживаю себе смертельного врага, — Прошу меня извинить, но я никак не могу взять на пробы вашего Серёжу. Извините.
Я уже хотел положить трубку, когда Глориозов воскликнул елейным медоточивым голосом:
— Что, Серёжа так плох? Вот безобразник, а ведь клялся, что постарается! Но мы же не будем из-за какого-то дрянного актёришки рушить нашу дружбу, правильно, Иммануил Модестович?
— Согласен, — с облегчением ответил я. — Не будем.
Но зря радовался.
Потому что Глориозов сразу же добавил:
— Если не получается помочь мне с Серёжей, ничего страшного. Тогда могу ли я рассчитывать на две роли для моих актёров, главную женскую и мужскую второго плана, в советско-югославском фильме?
Глава 23
После нашего разговора с Глориозовым, я сразу же бросился к Козляткину.
Он как раз вернулся из совещания, был приветлив и, на фоне мрачного меня, даже весел. От острой зависти мне захотелось скурить квартальный урожай краснодарского табака за раз.
При виде меня Козляткин расцвёл:
— Муля, — замироточил он, — заходи. Есть какие-то новости?
— Сидор Петрович — без обиняков спросил я, злорадно предвкушая, как радостная улыбка сейчас стечёт с его лица, — мне только что звонил Глориозов. И попытался выбить две роли — главную и второстепенную — в нашем новом будущем советско-югославском фильме.