Роботы напали на людей, и вчерашние враги оказались на одной стороне баррикад. Говорят, что такой приказ отдали сами же обезумевшие люди. Как бы то ни было, машины полностью истребили человеческий род.
А потом приказы закончились, клоны, копии людей внезапно осознали, сколько крови теперь оказалось на их руках. Куда бы они не ступили, везде были человеческие трупы. Апатия, страх и сожаление охватили всю планету. Никогда ранее машины не могли представить, что будут свободны, лишены приказов человека. Несмотря на почти полную схожесть органиков и людей, первые не могли существовать самостоятельно. Началась эпоха забвения. Ты же видел отдаленные оппозиционы, живущие замкнуто и изолированно от окружающего мира. Таким был весь мир.
Но это было не самое страшное. Органики не могли жить без обновления своих программ, которые были им подарены человеком. Стоило отключиться на сутки – и их ждала смерть. Прошло много-много лет, а эта проблема так и не была решена. Без обновления мозга органик мертв. Конечно, этот процесс стал незаметным и совершенно безболезненным, а модуль был интегрирован в провизор, но это не изменило самой сути. И ты уже недавно видел, что может произойти с органиком, если его надолго отключить от сети.
Да. Со всеми нами. Мне жаль Пьера. Я знала его молодым мальчиком – до того, как Давид завербовал его в свои ряды.
Ну а дальше, как уже написано в учебниках по истории, началась война. Роботы, не способные создать ничего нового, не знающие себе применения, мучимые постоянными перепрошивками, опять начали воевать, теперь уже друг с другом, уничтожая остатки цивилизации. Возможно, это привело бы к полной победе природы, но появились более прагматичные машины, которые осознали, что в себе необходимо отключать часть эмоций, присущих человеку. Так зародились рационалы. Абсолютные прагматики, пропагандирующие догмы гигиенического минимума, они отказались от развития органиков, отказались от моделей, полностью копирующих эмоциональную природу человека. Они создали максимально комфортные условия жизни. Можно было предположить, что машины смогут так жить вечно. Мир успокоился, все наконец нормализовалось после десятилетий кровопролития.
Но нет. Уже через несколько лет стало ясно, что органики, которым фактически записывают в мозг всю их историю, полностью управляют их настроением и сознанием, быстро деградируют. Теряют всяческое желание жить и в прямом смысле разлагаются. Были поставлены миллионы экспериментов: и все впустую. Машины не могли ничего изобрести. Единственным решением стало отказаться от записи программ прямо в мозг, дать органикам возможность развиваться по-настоящему, самостоятельно, незаметно производя обновления системы через провизор. Тех, кто становился опасен для системы, направляли в специально выделенные зоны – оппозиционы, которые тоже стали изменяться и расти самостоятельно. Мы создали альтернативную историю, позволили забыть, что мы сделали с людьми. Мы решили ими стать. Но природа… Природа сильнее.
Никто из органиков не смог создать ничего лучше, чем человек. Самые совершенные модели были сделаны во времена людей. Никакие проведенные эксперименты не позволили превзойти их по качеству и уровню развития.
Трудно описать чувство, которое я испытывал, когда слушал ее, иногда пропуская мимо ушей предложения и целые абзацы. В голове звенело, я словно увидел себя со стороны: такого беспомощного, обманутого и опустошённого суровой жизнью.
Все, что я знал раньше, было ложью. Я знал, что Адель не лгала. Я сразу это понял. Я это знал, чувствовал, но не хотел признавать… Странное чувство.
И Кейт, Кейт – она такая же, как и я, а так расстраивалась. Но оказалось, что она из всех в этом мире знала правду о себе, и от этого так переживала. Как теперь я смогу смотреть ей в глаза? Она такая же, как и я… И ведь я чувствовал это. Да!
Мои чувства показались мне такими ненастоящими, искусственными, как и все вокруг, не имеющими права на жизнь.
Адель положила мне руку на плечо:
– Всем узнавать об этом очень тяжело. Но у тебя было много лет настоящей жизни. Теперь все изменится.
– А если я не хочу ничего менять? – горечь подступила к горлу, отчего мой голос прозвучал сипло и неуверенно.
– Нет. Мы не стираем память. Тебе придётся жить с этим. Надо быть сильнее. Кто-то должен знать правду. Представь, что этой огромной системой нужно управлять, сдерживать распространение этой пагубной информации.