Факт фундаментальный. Он, без сомнения, приумножит славу СПб. университета. Только хотелось бы уточнить методику: как удалось добиться от населения столь интимных признаний? Потому что, признаюсь, лично я, если ко мне подойдут на улице и спросят в лоб: на какое животное похож руководитель государства? - нет, лично я за себя не ручаюсь; тоже, наверное, скажу, что на орла. Или что на льва. Смотря сколько будет экспериментаторов.
В прежнее время работали больше по письменным источникам:
"Товарищ Сталин, говоря о Ленине, назвал его горным орлом. Образ горного орла - это высокохудожественный образ народного творчества, раскрывающий величие человека, его благородство, силу, мощь. Советский народ в произведениях о товарище Сталине создает живые художественные образы, порожденные жизнью, социалистической действительностью, - образы, которые могут наиболее выразительно раскрыть величие Сталина, неизмеримость его заслуг перед народом и партией. Народы говорят: Сталин - орел, обучающий орлят летать ("Железные крылья", перевод с таджикского), ввысь поднявшийся орел ("Орел", перевод с грузинского), Сталин - крылья для поднявшихся в небо... Сталин - новых дней отец, пышный сад с душистыми плодами ("Из глуби сердца", армянская песня), маяк в жизни ("Говорит Гаджи", азербайджанская песня), маяк в бушующем море ("Маяк", перевод с лезгинского)..."
Тоже писали - не гуляли. Тоже профессор старался, д. и. н. Цитирую по "Ученым запискам Академии общественных наук при ЦК ВКП (б)", 1951 год:
"Мощный полет мысли, величие, смелость, отвага Сталина порождают в народном творчестве поэтический образ орла, парящего высоко в небе. "Сталин - орел могучий", - поется в удмуртской песне.
Обращаясь к И. В. Сталину, донские казаки говорят:
Нас ведет наш Сталин,
Наш орел могучий,
По путям нехоженным,
По цветным полям..."
Как видим, научная традиция жива - и снова плодоносит. А Вы брюзжите, что пресс-релизы безграмотные. Подумаешь, важность какая! Ведь их сочиняют особы, как правило, молодые, ценимые начальством отнюдь не за орфографию, а скорей за безотказность.
Вот недавно попрекнули отечественную буржуазию: не любит, мол, отчизну, из скупости держит большой спорт в черном теле. А по-моему, в ножки надо ей поклониться, в ножки: практически всех, у кого затруднена речь и плох русский письменный, взяла на содержание, все они теперь пресс-секретари да пресс-атташе, кто при банке, кто при бане. (Но и стилисты не в обиде: пиши, золотое перо, в глянцевый журнал, с чистой совестью носи заработанные в поте лица колготки "Леванте".) Плюс охранников почти миллион: спокойно решают кроссворды, нас не трогают... Нет, российский капитализм - для тунеядцев рай не хуже зрелого Застоя. Многие, правда, сидят и на нашем горбу, причем с оружием, - но тут уже ничего не поделаешь.
Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий я, знаете, обращаюсь всегда к Михал Евграфычу. Вроде как гадаю по двадцатитомнику:
"... потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел..."
"Но ничего не вышло, - пишет наш автор далее. - Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели", - и проч. и проч.
Вот и я чуть не всю жизнь думал, что дело в щуке: присосалась, некоторым образом перековав на орало свой щит и меч; таков, говорят, наш исторический рок, что согнать ее можно не иначе, как откинувшись голой спиной на ежа.
А тут в телеящике была "Свобода слова" (из Москвы). Название забавное, но дискутировали всерьез: оказывается, вся причина в инородце; инородец, видите ли, повсюду нас теснит; как бы это депортировать его куда подальше? У ведущего галстук алый, а лицо такое взвешенное, вся повадка такая пионерская... Того гляди затянет: Забота у нас простая, Забота наша такая: Прижать инородца к ногтю (вариант: иноземца - к сердцу) - И нету других забот...
Знаете что, Д. В.? Поднадоела мне политика. Как сказал бы Гораций, odi profanum vulgus et arceo - в русском переводе: любись они конем! Не заняться ли нам для разнообразия чем-нибудь другим - хоть литературою?
Март 2002
БЕСПОРЯДОЧНОЕ ЧТЕНИЕ
Письмо I
1 августа 1992
На протяжении девятнадцати лет этот журнал давал стране самую невкусную пищу для ума. За границей бывали издания более скучные: скажем, в ГДР "Новая немецкая литература", твердыня меднолобого марксизма, - но в России "Литобоз" опередить никому не удавалось. Статьи, рецензии. Статьи о статьях и рецензиях. Рецензии на статьи, в том числе на статьи о статьях. Литературная критика, не связанная философскими убеждениями, лицемерная служанка торжествующей идеологии. Совесть советской литературы, короче говоря.
Не думаю, чтобы за все эти годы нашелся хоть один человек - цензоры не в счет! - прочитавший хоть один номер от корки до корки.
А гонорары здесь платили хорошие.
Понятно, что под первым же сквозняком свободы такой печатный орган должен был зачахнуть. Он и зачах. Отчасти жаль. Настоящей литературе журнал настоящей критики очень пригодился бы, но пока трава растет, кобыла издохнет, как сказано, кажется, у Шекспира.
Надо отдать справедливость "Литературному обозрению": перед тем, как перегореть, этот светильник разума дал яркую вспышку. Ноябрьский прошлого года номер в киосках не залежался, в макулатуру не пошел. Еще бы: кто устоит перед магическим словом - эротика - в государстве коммунального быта, где так редко удается побыть вдвоем, а жизнь такая некрасивая; где конституционное право избирать и быть избранным осуществлялось до сих пор исключительно в сфере половых отношений; в обществе, где непристойная лексика - едва ли не самое ходовое орудие мышления и средство коммуникации; где идеология так долго донимала людей запретами, украденными ею из религии, которую она же искореняла; где все делалось для того, чтобы никто из нас не стал взрослым...
Бесстыдно надзирая за интимной жизнью граждан, литературу к ней государство не подпускало. Тайны пола охранялись наравне с военными - так же свирепо и так же бездарно.
Как же не вцепиться в журнал с эротическими текстами, с фривольными картинками да еще с официальным предуведомлением, что это, дескать, не то, что вы думаете, а "мозговая атака на тайны русской словесности"!
Но вот ведь злосчастный рок "Литературного обозрения": вникая в эту соблазнительную книжку, вы довольно скоро не без удивления убедитесь, что эротический реализм наводит точно такую же тусклую дремоту, какую прежде наводил реализм социалистический. И не понять, в чем дело: то ли нашему славному литературоведению недостало сил и мозговая атака захлебнулась, то ли тайны эти пресловутые слишком уж ничтожны.
Пожалуй, действуют обе причины. К игривым телодвижениям наша наука пока еще не привыкла, стесняется - и оттого хихикает визгливее, чем нужно, и подмигивает отчетливей:
"Басня "Свинья под дубом"? При направленном в известную сторону воображении ее нетрудно переосмыслить: о, знаем мы, какая это "свинья" и что это за "дуб"! Женский и мужской инструменты соития, один под другим. Текст басни может дать пусть мнимый, но все же повод для такого толкования. Желуди, от которых жиреет свинья (и из которых получаются новые дубки), это как бы сперматозоиды..."
Таков, стало быть, атакующий стиль научной мысли. Что касается разоблачаемых тайн - вот некоторые: Белинский в молодости грешил рукоблудием; Чехов, путешествуя по Востоку, посещал публичные дома; Розанов и Ремизов обожали разговаривать о мужских и женских органах и вообще были пакостники; Брюсов сочинял иногда преневкусные стишки; Даниил Хармс его перещеголял, подражая Баркову...
Барков - едва ли не главный герой этого номера, и такое тут царит ликование по случаю публикации непроизносимых его текстов, как будто это и есть самая важная победа над цензурой - свобода матерного слова.
Спору нет, цензура была ханжа, и что она вконец посрамлена - прекрасно. Спору нет, все до единого факты и тексты, относящиеся к истории литературы, позволительно обнародовать. Акция "Литературного обозрения", надо думать, чрезвычайно полезна. И есть, конечно же, есть в этом номере журнала несколько работ вполне серьезных, исполненных специалистами для специалистов. Но дух мужской раздевалки мешает сосредоточиться. Боже, чт здесь называют эротикой, чт выдают за науку!