Оснований для отмены принятого решения не имеется.
Начальник отдела по надзору за исполнением законов о международных отношениях.
Л. Н Садовников"
Так что лет шестьдесят придется потерпеть. Или шестьсот. Но зато через шестьсот эту прокуратуру родная КПСС не узнает. А до тех пор - слабонервных просят не беспокоиться.
Но ведь и нельзя сказать, что наблюдается сколько-нибудь заметное беспокойство. Страна, похоже, освоилась с мыслью, что придется пройти еще и фашизмом - как выразился бы Герцен.
Я соскользнул на тему, всем надоевшую. Гораздо лучше было бы рассказать, какая замечательная вещь - "Полет" Гайто Газданова. Лично для меня самое важное событие прошедшей недели - что наконец дошли руки до журнала "Дружба народов", где этот роман.
Но что поделать? Бывает, знаете, такое небо, такая игра лучей... Погода слякотная. У Гостиного двора торгуют почему-то оренбургской газетой с заголовками типа "Слава патриотам-черносотенцам!". На столе анонимное письмо, сегодня полученное: неизвестный доброжелатель в последний раз предупреждает, что если не перестану марать страницы газет и засорять эфир подвесят "вниз тыквой". А по телевизору, по радио - все знай просят друг у друга денег. Просто какой-то хор нищих. Особенно армия страдает: буквально не на что содержать самую большую в мире коллекцию генералов и бомб. И культура тоже стонет. Мастеров культуры тоже ведь многие тысячи. Им на собрания антифашистов ходить недосуг. Каждый хочет помочь народу по-настоящему - поставить, например, на театре "Чайку" с настоящим прудом, и чтобы в нем плескались золотые рыбки - но без спонсоров и дотаций разве что-либо путное сочинишь? В лучшем случае - "Реквием" какой-нибудь, или "Чевенгур", или "Архипелаг ГУЛАГ".
Короче - скучно как-то.
Очень недостает ангела над Петропавловским собором. Веселый был ангел, стремительный. Скорей бы, что ли, вернули его на место. Взгляни, так сказать, на дом свой, ангел!
Март 1994
РИМСКИЙ ПАПА И АБСУРД
Общественная жизнь бездарна, как репортажи из ЮАР: пробегают, приплясывая, толпы полуголых, а на следующей картинке трупы - а кто кого убил и за что, неизвестно и вроде бы не важно.
Была бы Россия, как в девятнадцатом веке, отсталая страна, - легче было бы приписать происходящему какой-то смысл.
Но мы убежали от цивилизации далеко в сторону, каким-то чудом очнулись на краю бездны. Продолжать движение - повернуть назад - замереть на месте равно нелепо, и смертельно опасно, и до смерти противно.
Маркс что-то такое красивое толковал о прыжке из царства необходимости в царство свободы. Мы осуществили другой - не знаю чей - проект: нынешнему поколению советских людей довелось жить в Абсурде. Этот наш опыт, не сомневаюсь, еще как пригодится человечеству. И это утешает.
Наверное, и у нас все как-нибудь, когда-нибудь обойдется. Проблема, собственно говоря, только в том, что недостает взрослых. Где ж их взять: школа, вуз, комсомол, армия - и печать, радио, телевидение - и литература и кино под руководством КПСС и ГБ столько десятилетий отучали нас жить своим умом.
Вот и некому теперь решать нетривиальные задачи.
Все разговоры о культуре у нас оканчиваются припевом: "Подайте милостыню ей!" Кое-кто подает: Джордж Сорос больше всех. Принц Уэльский вот обнадежил. Странно, что Папа Римский пока остается в тени. А мог бы спасти, например, "Библиотеку поэта" - издание ценное, гордость нашего города и страны. Александр Кушнер - главный редактор "Библиотеки поэта" - почему-то забыл о Папе Римском и обратился за помощью к петербургскому мэру. До сих пор удивляется, что не получил ответа.
А что тут удивительного? Мэр сам, наверное, с утра до вечера выпрашивает у разных толстосумов под благовидными предлогами подачки на то, на се, на содержание больниц, библиотек, музеев...
Каждый день какое-нибудь значительное лицо угрожающе напоминает по телевизору, что если хотя бы на время, хотя бы отчасти сократить производство бомб, танков, ядовитых газов, колючей проволоки, - возникнет ужасающая безработица, потому что почти ничего другого почти никто у нас не делает и делать не умеет.
Рассуждение внушительное. Ну а если производство прекратить - но все зарплаты, и премии, и льготы оставить, как есть? Тогда безработица превратится просто в безделье, - с бездельем, есть надежда, многие смирятся, - зато сколько энергетических и сырьевых ресурсов будет спасено, сколько высвободится емкостей, мощностей...
Ведь это уму непостижимо, сколько понадобилось человекостолетий квалифицированного труда, чтобы создать хотя бы тот склад бомб, что сгорел на прошлой неделе. Неужели кто-то отказался бы получать достойное жалованье просто за то, чтобы не делать этих бомб? Многие найдут чем заняться в освободившееся время, - ну а начальники пусть поскучают.
Вообще, тратить четверть (якобы четверть) бюджета только на то, чтобы убивать полторы тысячи (якобы полторы тысячи) новобранцев ежегодно, немножко нерасчетливо, нам не по средствам, вы не находите?
Может быть, генералы и адмиралы, полковники и подполковники, майоры и другие военачальники согласятся получать подобающее довольствие, никем не командуя, не убивая наших детей? О, разумеется, дело не в нас и не в детях, но ведь какая выйдет экономия для государства! Насколько дешевле заплатить актерам неустойку, чем снимать скверный фильм. А кому нравится это кино пусть помолчит хоть о культуре.
Если А. С. Кушнер напишет Папе Римскому, что "Библиотека поэта" погибает, Иоанн Павел II, в отличие от А. А. Собчака, ответит обязательно. Быть может, и денег даст. Но боюсь, что деньги эти по дороге пропадут, вернее, превратятся в колючую проволоку и ядовитый газ. Как и следует по законам абсурда.
Но ничего. Все будет хорошо. Как только переделаем тормоз - в двигатель. Но это задача нетривиальная.
Май 1994
ОДИССЕЙ В АРХИПЕЛАГЕ
Возвращение Солженицына - событие многозначительное, примерно как бегство Толстого из Ясной Поляны. Всей жизнью Александр Исаевич доказал, что не знает страха, и новый подвиг не удивительней прежних, - но, пожалуй, потрудней.
"Ибо Сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве". (Иоан.: 4, 44)
Государство, изгнавшее Солженицына, представляло собою великий, могучий, нерушимый союз насилия и лжи. Слишком тесный союз, чересчур страстный. Ложь до такой степени положилась на насилие, что позволила себе, обнаглев, сделаться совсем неправдоподобной. А насилие прониклось доверием к собственной лжи, то есть впало в маразм. И своим единственным врагом вообразило правду. И с шумом и яростью обрушило на нее всю сверхдержавную мощь...
И вот Одиссей - пространством, так сказать, и временем полный - опять причаливает к острову, по которому мечется, выворачивая деревья и расшвыривая скалы, ослепленный, безумный Циклоп.
Лет двадцать тому назад никто - ни генеральный секретарь в Кремле, ни заключенный в карцере - никто не сомневался, что правда - опасней и дороже самого радиоактивного какого-нибудь плутония. Что Кащеева смерть - на кончике пера. Что стоит Народу прочитать Книгу, в которой сказана вся Правда... Но предположение казалось так очевидно невероятным - просто незачем было и додумывать эту мысль.
Солженицын написал большую часть Правды. Ее прочли интеллигенты, потом иностранцы, в конце концов и секретари - чтобы было о чем говорить с иностранцами, - а народ удовольствовался косноязычным пересказом и, утомленный, погрузился в мыльную оперу. Свобода, как обнаружилось, тем хороша, что богатые тоже плачут.
В мире, где правда - ценность не единственная, даже не главная; где только злая воля уверена в себе, а слабые умы отдаются ей со сладострастием, - что делать Солженицыну? Что сделают с ним?
Его любит вымирающая группа людей - вышеупомянутых так называемых интеллигентов, - но это чувство, увы, не взаимно.
Его мечтает пленить иная, процветающая группа, - но, по-моему, он скорей умрет, чем допустит назвать своим именем новый ГУЛАГ.
Какое одиночество, какие опасности, какие соблазны!