Разбудил его звук поворачиваемого в замке ключа. Глянул на часы. Почти полночь. Кто бы это мог быть? Грабителей он не боялся. Во-первых, брать особенно в квартире нечего. Всё ценное забрала Марина при переезде. А во-вторых, не так уж он и держался за все эти побрякушки и новомодные гаджеты – свидетельства низкопоклонства перед западным миром потребления.
Тут он вспомнил, что по привычке, машинально закрыл внутреннюю дверь на засов. Неторопливо прошёл в прихожую… и услышал за дверью негромкие рыдания. Сердце резко дёрнулось. Так плакала только Ариша. Не глядя в глазок, рывком распахнул дверь.
Так и есть. На пороге стояла его дочь в съехавшей набок шапке с непонятным тюком, закрывающим почти половину её тела. В следующее мгновение он осознал, что это ребёнок в зимнем комбинезоне, прикреплённый к дочери с помощью ремней. Кажется, называется такая переноска кенгурятником. Его девочка вначале отшатнулась от неожиданности, чуть не упав под тяжестью своего груза, потом кинулась к нему с рыданиями.
Господи, что могло случиться такого, что его малышка, тоненькая и прозрачная от постоянного следования модным диетам по требованию матери, могла оказаться среди ночи в спальном районе на другом конце Москвы, да ещё с ребёнком? Но с вопросами решил подождать. Проворно, но несколько бестолково помог дочери избавиться от груза. Щекастый малыш спал. Его не разбудил даже поднятый вокруг шум.
Перенеся ребёнка в зал, Николай вернулся к дочери. Та в это время затаскивала в прихожую чемодан на колёсиках и детскую коляску с баулами.
Боже мой! Его изящная и стройненькая, как статуэтка, девочка, оказывается, умеет справляться с такими громоздкими вещами.
-- Что случилось, доча? Почему ты здесь в такой час? Что-то с мамой? – засыпал он её вопросами, помогая снять дорогую куртку на натуральном меху. Любит же Марина пустить пыль в глаза. Живёт по принципу: у меня и моих детей должно быть всё самое лучшее и престижное. Николай давно понял, что его бывшая страдает комплексом неполноценности, свойственным некоторой части вырвавшихся в столицу провинциалов. И скрывает она эти свои комплексы под имитацией светскости, выставляемой на всеобщее обозрение показной утончённости, постоянно подчёркивая свою принадлежность к современному элитарному классу. Сколько раз Николай пытался образумить жену, напомнить, что в нашей жизни не эти ценности являются главными. Но только породил ещё большую пропасть непонимания в их супружеских отношениях.
Между тем, Ариша сняла верхнюю одежду и прошла в комнату к ребёнку. Тот ворочался и кряхтел. Наверное, ему было жарко в толстом комбинезоне. Пока дочь раздевала малыша, Николай поставил чайник, достал нарезку, сделал несколько бутербродов. Проверил, есть ли в холодильнике молоко. Его не было. Если проснётся ребёнок, его нечем будет кормить. Надо идти в круглосуточный. Это две остановки на автобусе. Но… это потом.
-- Дочь, иди пить чай. Ты промёрзла, поди. Иди, посиди со мной, поговорим, о том, что случилось… -- позвал он Аришу.
-- Папа, мы поживём у тебя немного, можно? – его дочь прислонилась к косяку кухонной двери совсем по-взрослому и протяжно со всхлипом вздохнула. Потом присела на краешек стула, взяла в руки фарфоровую чашку со слоником, из которой так любила раньше пить чай, поднесла ко рту, но не смогла сделать ни глотка. Горло сдавил спазм рыданий.
-- Папа, она нас бросила. Она сказала, чтобы мы пожили у тебя. Что тебя вечно нет дома, и мы не помешаем. А свою квартиру они закрыли. Её новый муж сказал, что нечего нам там делать без него… Я слышала, как они говорили… Они чего-то боялись. Её муж твердил, что надо срочно сматываться, пока не будет поздно. Кто-то ему что-то сказал… Мама вначале отказывалась, сказала, что без нас не поедет, тогда он пригрозил, что уедет один, без неё. Надо было ехать сегодня… А у нас с братом нет загранпаспортов и разрешения от тебя… А он сказал, что без них не пропустят. Тогда она сказала, что отправит нас к тебе, тем более, что и Миша на тебя записан. А этот, её муж, он сразу сказал, что Миша не его сын… И сказал, что он и раньше был против того, чтобы она нас в его квартиру привозила… Потом они стали собираться. О чём-то ругались между собой. Я пошла в детскую, к Мише… А потом она пришла, сказала, чтобы я одела Мишу, покидала его вещи в сумки. А я чтобы собрала свои вещи. Потом она погрузила всё в свою машину и отвезла нас сюда. Помогла занести вещи и коляску в лифт, сунула мне денег, сказала, чтобы я простила её, и ушла…