— Я мог бы научиться, — думает он. Научить старого пса новым трюкам, но потом он смеется, потому что не знает, старый он или нет. Он не чувствует себя старым. Кости не ноют. Он сильный. И большой. Ему нужно зеркало. Нужно увидеть, как он выглядит. Просто чтобы убедиться.
Он решает, что будет учиться свистеть. Он идет по дороге бог знает куда, ничего не помнит о себе, но собирается научиться свистеть.
Он облизывает губы, увлажняя их.
Делает глубокий вдох.
Вытягивает губы, не заботясь о том, как нелепо выглядит.
И дует.
Две вещи происходят одновременно:
Он свистит, раздается короткий резкий звук,
и
из-за деревьев на дорогу выходит лошадь.
Он удивлен получившимся свистом и настолько удивлен видом лошади, что останавливается, не замечая этого, и продолжает выдыхать.
Копыта лошади стучат по проезжей части. Она глубокого каштаново-коричневого цвета, с белым пятном на лбу в форме звезды. Лошадь машет хвостом из стороны в сторону и периодически моргает правым глазом из-за мухи, которая жужжит вокруг нее.
Он говорит:
— Привет, — потому что не знает, что еще сказать. Лошадь крупная, с мускулистой грудью. У нее нет ни седла на спине, ни удил во рту. Он знает, что в мире еще есть дикие лошади, но не уверен, пугливые они или агрессивные. Он подмечает это как очередную вещь, которую может предложить его разум, не имея при этом возможности назвать имя.
Лошадь тихонько пофыркивает.
— Спокойно, — выдыхает он, не зная, что делать дальше. Часть него хочет развернуться и пойти обратно тем же путем, каким пришел. Может, даже просто лечь на дорогу прямо здесь и ждать, пока не проснется, потому что он уже наполовину убедил себя, что все это сон. Небо самое голубое из всех, что он когда-либо видел, облаков нет, и все цвета вокруг резко выделяются, как будто все пропитано яркими красками. Все просто прекрасно и чудесно, и он не может вспомнить свое имя, и вот лошадь, лошадь, просто проходит мимо, как раз в тот момент, когда он научился свистеть.
— Я сплю, — говорит он лошади.
Лошадь, так или иначе, не соглашается, но он и не ожидал этого, потому что это же лошадь. А может, и ожидал, потому что тогда это было бы доказательством того, что это сон, и что он скоро проснется.
Он не хочет идти обратно тем путем, которым пришел. У него болит голова от одной только мысли об этом.
И ложиться он тоже не хочет, потому что это означало бы, что он сдался.
Он не так много знает о себе (или вообще ничего не знает), но не думает, что он из тех, кто сдается, бросает все только потому, что стало трудно. В глубине души он считает, что это неправильно.
Но это никак не помогает ему с лошадью.
— Тише, тише, — говорит он, потому что, хотя это, вероятно, сон, он не хочет рисковать, если это все же не так.
Лошадь не двигается, только медленно, лениво моргает, отгоняя муху, и машет хвостом.
Он делает шаг к лошади, протягивает руку, пальцы подергиваются, а ладонь над татуировкой вся вспотела. Он снова ей удивляется, но теперь его пальцы близко к лошади, и ее ноздри раздуваются, будто она старается уловить его запах.
— Спокойно, — повторяет он, потому что не знает, что еще сказать лошади, которая может являться частью его сна. — Я не причиню тебе вреда.
Что может быть неправдой, потому что если лошадь на него нападет, он сделает все необходимое, чтобы защититься. Он знает это так же точно, как и все остальное.
Кончики пальцев касаются бархатисто-мягкой морды, и на мгновение ему кажется, что он наэлектризован, но ощущение происходит так быстро, что он не уверен, что вообще что-то произошло. Никакой боли. Волосы на руках не встают дыбом. Лошадь кажется реальной, как и все остальное, короткая шерсть и кожа под его пальцами теплые на ощупь. Лошадь чуть склоняет голову, позволяя ему провести рукой по морде, по лбу, по холке. Ее уши дергаются из стороны в сторону, и он уже не уверен, что это сон, потому что не может вспомнить, чтобы сон когда-либо ощущался таким реальным. Он какой-то тяжелый и крепкий. И, хотя он ничего не помнит, почему-то уверен, что никогда не видел таких снов, да еще с такой поразительной ясностью. Он чувствует запах лошади так близко, что-то дикое и мускусное, и ее дыхание на руке, то, как ее губы растягиваются, показывая зубы.
Его рука дрожит, когда он касается гривы, и ему приходится отстраниться, сделать шаг в сторону, потому что если это не сон, если это реальность, он ничего не может вспомнить.
— Черт, — бормочет он, и лошадь фыркает, будто отвечает.
Снова накатывает паника, но в этот момент лошадь уходит, отвлекая его от сбившегося дыхания и вспотевшего лба. Она идет к деревьям на другой стороне, не обращая на него внимания. Ее копыта громко стучат по дороге, словно у персонажа мультфильма. Он смотрит ей вслед, пока она не исчезает из виду.
Он заставляет себя идти дальше. Первый шаг дается с трудом, но следующие уже легче. Время от времени он оглядывается, чтобы убедиться, что лошадь не пытается подкрасться к нему сзади.
Не пытается.
Но от этого легче не становится.
***
Проходит всего десять минут, прежде чем он видит это.
На мгновение он сомневается в том, что видит, что это на самом деле то, на что похоже.
Он ускоряет шаг, едва не срываясь на бег. Но он не побежит, потому что бег означает панику. А он не может паниковать. Возможно, это просто мираж? Может, на самом деле, там ничего и нет; возможно, это просто то, что придумывает его разум только потому, что он хочет это увидеть.
Он ни на секунду не сомневается, что по мере его приближения это исчезнет.
Но когда он останавливается, это стоит на месте, перед ним, справа от дороги.
Дорожный знак.
Большой и окрашенный краской теплого цвета, изогнутый в верхней части. На нем изображено восходящее солнце, от которого исходят лучи в форме тонких треугольников. Он почти ожидает, что на нем будет нарисовано лицо с большими глазами и еще большей улыбкой, но нет. Просто забавно выглядящее солнце, а под ним маленькие деревья и тропинка, ведущая к маленькому городку с маленькими домиками.
Оригинально. Мило. Где я? Что это за слова? Что там написано?
Так он узнает о себе что-то новое.
Он умеет читать.
Потому что под солнцем, деревьями, тропинкой и маленькими домиками, внутри которых, он уверен, живут маленькие люди, написаны семь слов:
☺ Добро пожаловать в Аморию ☺
Здесь живет счастье!
Он не понимает.
Он никогда не слышал об Амории.
«На самом деле ты этого не знаешь», — шепчет тоненький голосок.
Ну… да. Правда. Возможно, он живет в Амории. Может, у него есть жизнь здесь, где люди знают его имя. Люди, которые его любят, люди, которые скажут: «Вот ты где, мы тебя искали, мы так волновались, но теперь мы тебя нашли. Вот твое имя. Вот кто ты. Это твоя жизнь. Добро пожаловать. Добро пожаловать домой».
Может, его счастье действительно живет там. В Амории.
(И под всем этим, под зарождающейся надеждой, острым чувством облегчения, есть что-то еще, что-то большее, и оно говорит: «Ты уверен? Уверен, что это то место, где ты должен быть, потому что что-то не сходится, и почему ты не можешь вспомнить, и кто ты, кто ты, кто ты?» Но с каждым шагом, который он делает мимо знака, голос затихает, будто его и не было вовсе).
Дорожка меняется. Впереди холм. Он не крутой, но достаточно большой, из-за чего не видно, что находится на другой стороне. Он знает, что там Амория, и мысленно уже представляет, как она выглядит. И думает, что, как только ее увидит, она покажется ему домом, и, возможно, у него в голове что-то щелкнет. Что-то щелкнет, и воспоминания вернутся. Он увидит знакомых людей, и они потом вместе надо всем посмеются.
Он устал, и ему просто хочется пойти домой и лечь в постель, как хорошо было бы сейчас это сделать… Сначала он примет душ, потому что он липкий от пота, а потом свернется калачиком под одеялом, и все будет хорошо. Все будет просто замечательно.
А если нет, что ж. Он не хочет об этом думать.
Но.
Если все не будет хорошо, кто-нибудь в Амории знает, что делать.
II
Приближаясь к вершине холма, он старается умерить свои ожидания. Возможно, Амория находится очень далеко, за много километров отсюда. Или она пуста. Или сожжена дотла. Он старается не думать о том, что, кроме лошади и птиц, на дороге он пока не заметил других признаков жизни. Никаких неспешно едущих машин. Ни людей, вышедших на прогулку прекрасным летним утром. Кроме знака, никаких признаков присутствия кого-либо еще.