Я незаметно ещё раз покосилась на Горюна. Котёнок блаженно жмурился. Словно понимал о чём речь, и его это сильно забавляло. Внезапно меня пронзила мысль. И я спросила, стараясь сделать это равнодушным тоном:
- А этот … баюн … он достаточно сообразительный?
Кольцов удивлённо посмотрел на меня.
- Ещё бы! – воскликнул он, – Умнее некоторых студентов! По-своему, конечно. Его сознание не похоже на человеческое. Однако, баюн вполне может общаться с людьми и обсуждать интересующие его вещи. Иногда его суждения весьма занимательны. Только своеобразное понимание совести, ответственности и иных нравственных категорий.
- Общаться? – не поняла я.
- Ну, да. Баюн понимает человеческую речь и сам разговаривает. Разве профессор Флик вам не рассказывал?
- Мы ещё не дошли до этой темы, – промямлила я, – Ну, если все вопросы отпали, то я поеду?
- Поезжай, Васенька, поезжай, – кивнул Кольцов.
- Тогда прощайте, – мило помахала я ручкой, – Да, кстати! Я догадываюсь, чем меня лечил Роман Викентьевич. И хотела бы возместить … э-э-э … лекарство. В этой склянке не меньше трёх капель. Возьмите, профессор, и спасибо вам за всё! Я подозреваю, что вы на меня израсходовали последние свои запасы?
- Да, но … – растерялся Кольцов, – Васька! Сколько же ты утаила?! А, кстати! Я начинаю понимать, почему мы тебя, вообще, живой нашли! Хотя это полностью противоречит всем законам природы!
- Прощайте! – не стала я отвечать на провокационные вопросы, – До осени!
И я пошла седлать Буланку. Котёнок всё ещё изображал из себя умирающего лебедя.
Я подхватила его, всё ещё лежачего, наклонившись с седла. Горюн продолжал изображать из себя скульптуру «раненый боец при смерти», картинно раскинувшись на холке Буланке, с бессильно обвисшими лапами по обеим сторонам лошадиной шеи.
- А теперь признавайся, блохастый, – грозно прошипела я, едва мы отъехали от домика Свейши достаточно далеко, – Ты, что, правда разговаривать умеешь?
- А то! – отозвался котёнок, моментально принимая нормальную, сидячую позу.
- Так ты, что, баюн?! – это было очевидно, и всё же не укладывалось у меня в голове.
- Ну, дык! Само собой! – мелкий хлыщ выпятил грудь, – Самый натуральный!
- Погоди! – до меня стали доходить некоторые детали схватки, – Так это ты измордовал шипохвоста так, что он еле живым остался?
Котёнок только фыркнул. Но с гордым видом.
- И ты можешь быть огненным? – продолжала допытываться я, – Я видела тебя всего в огне. Постой-постой! Так тебя поэтому назвали Горюном? Не от слова «горе», а от слова «гореть»?! Вроде Змея Горыныча, который не имеет отношения к горам, а имеет отношение к огненному дыханию?
- Умненькая девочка! – прищурился котёнок, – Всё понимает!
Слова у него выходили немного писклявыми, тоненьким голосом, хотя видно было, что котёнок изо всех сил пытается говорить солидно. Увы! Получалось у него не очень. Скорее потешно, чем солидно. И всё же я осознала, что относиться к котёнку надо очень и очень серьёзно. Грубый голос к нему ещё придёт. Со временем. А психику сейчас я ему портить не имею права! Мы же друзья! Подтрунивать можно. И даже, иногда, нужно. А относиться с пренебрежением нельзя.
- Ага! – сказала я с умным выражением на лице, – Получается, и мантикору ты ко мне выгнал? Предварительно, немного её поджарив?
- Ясен перец! – в выражениях котёнок не стеснялся, – Она, дурочка, в кустах засела. Не то тебя поджидала, не то ещё какую … ротозейку. А тут и я! Тут она как заскакала! От радости, наверное!
- Угу-м! – кивнула я головой, – А бабушка знала, что ты баюн?
Котёнок выразительно постучал себя лапкой по макушке.
- А кто же вам мясо из леса таскал? Королевский лесничий?
- А разве не бабушка охотилась? – поразилась я.
- Нет, – неохотно признался котёнок, – Бабушка твоя, бывало, найдёт в лесу кабанью тропку, и командует: «Давай, Горюша, добудь нам поросятинки!», а сама – фьють! – и улетела в неизвестном направлении!