- Та-а-ак! И сколько же времени у вас находится ребёнок «в услужении»?
- Ну-у-у …
- Не трудись, уважаемый! Я сам знаю. Два года. Двадцать четыре месяца. Сто четыре недели. Итого, ты задолжал ей двести восемь медяшек.
Двести восемь медяшек! У меня от услышанного голова кругом пошла! Этакие деньжищи! Да я, оказывается, богатая леди!
Похоже, трактирщик поперхнулся от возмущения. Во всяком случае, он снизил тон и я потеряла нить разговора. Впрочем, скоро голоса снова возвысились.
- Как, не более шести часов?! – с искренним возмущением завопил Талас, – Как, не более шести часов рабочего времени? У меня трактир круглосуточный! Да мне проще её на улицу выбросить и нанять взрослого работника!
- Ты в своём праве, уважаемый, – легко согласился Тыртыш, – Если, конечно, проклятия ведьмы не боишься.
- К-к-какой ведьмы? – голос трактирщика моментально охрип.
- Той, которой клятву давал, – начальник стражи произнёс это так уверенно, словно лично присутствовал при принесении клятвы, – А, если не хочешь рисковать, то помни: я за этой девочкой буду лично присматривать!
- И что же ты сделаешь? – вклинилась в разговор Верья, и голос её сочился ядом и желчью, – Что же ты сделаешь, если девочка, вдруг, надорвётся, поднимая тяжёлое ведро? Или упадёт в колодец? Или соскользнёт с высокого крыльца и сломает себе шею?
- Я могу много чего сделать, – холодно и грозно отчеканил Тартыш, – И сделаю! Я буду регулярно проверять, в каких условиях живёт юная ведьма. И берегитесь, если эти условия будут, не то, что невыносимыми, а хотя бы слишком тяжёлыми. Я вас разорю! Я вам обещаю ежедневные проверки! Начиная от проверки качества продуктов и пожарной безопасности до ежедневной проверки документов и выяснения личности всех постояльцев поголовно. Через неделю ни одной ноги на порог вашего задрипанного трактира не ступит! А если с девочкой, и впрямь, что-то случится, вы оба сдохните. Это я вам обещаю. И не гарантирую, что ваша смерть будет лёгкой. А, если вы сомневаетесь в моём слове, пообщайтесь на досуге со стражниками, поинтересуйтесь, выполняю ли я свои обещания! Просто поверьте, что я сам буду расследовать ваше убийство, если оно случится. Ваше медленное, кровавое, изощрённое убийство. И, знаете, бывают такие случаи, когда убийцу не находят!
- Ты угрожаешь? – зашипел Талас, и в голосе его послышались визгливые нотки. Так бывает, когда начинается процесс оборотничества.
- Предупреждаю! – твёрдо ответил Тыртыш, – И не стоит пытаться произвести на меня впечатление, перекидываясь в волка. Я за свою жизнь не меньше двух десятков оборотней истребил! Да таких, что не чета вам обоим! А на вас я даже стрелы из арбалета тратить не буду! Переломаю ноги и арестую за сопротивление властям. И сдохнете вы в тёмном подвале, питаясь одной гнилой соломой!
Позднее дядька Тыртыш признался, что, при всй своей тренированности и опыте, мог в одиночку и не одолеть пару оборотней. Если бы они одновременно перекинулись и напали. Оборотни необычайно подвижны и агрессивны в волчьем обличии. Но, запугивая трактирщика и его жену, он пообещал им самое страшное, что может себе представить оборотень – жить в полной темноте, без запахов, и питание не живым, кровавым мясом, а гнилой соломой. От одной мысли о такой возможности оборотни, буквально, заледенели. И не рискнули напасть, хотя были раздражены до крайности.
Потом были ещё разговоры, неразборчиво, опять пониженным тоном, и я услышала, как хлопнула входная дверь. Я быстренько отлипла от стены и принялась усердно скрести пол. Через минуту на кухню, где я убиралась, заглянула Верья и уставилась на меня. И взгляд её был настолько злобным, что я буквально съёжилась, и заскребла по полу с удвоенной силой. Верья с минуту буравила меня взглядом, и вышла, ничего не сказав, но хлопнув дверью так, что посыпалась пыль с потолка.
С тех пор моя жизнь изменилась очень круто. Нет, она не стала легче. Всё, что раньше я делала за день, теперь от меня требовали сделать за шесть часов. И лупили чем попало, по чём попало, если я не успевала. Но, моя жизнь стала гораздо насыщеннее. У меня появилось время. Своё время. Не украденная минутка, за которую я могла получить тумака или вообще огрести по шее, а своё, личное время. И в первые дни я встала в тупик, куда его девать? С одной стороны, чтобы добежать до своей хижины и обратно, времени было мало. Во всяком случае, для девятилетней девочки. С другой стороны, оставаться в трактире и бездельничать мне совершенно не хотелось. И я принялась шляться по городу. Иногда с котёнком, иногда одна. Ходила по самым широким и самым узким, самым кривым улочкам, смотрела и запоминала. Ходила на речку, где смотрела, как мужики ловят рыбу, а бабы стирают бельё. Ходила на улицу горшечников и наблюдала, как гончары делают горшки, и как их потом обжигают. Ходила на улицу медников и смотрела, как прямо на глазах, под умелыми ударами молоточка мастера, из плоского листа олова получается оловянная тарелка. Ходила в аптеки и принюхивалась к висящим там пучкам трав и всяких снадобий и растираний, расфасованных в аккуратные баночки. Ходила на улицу швей и смотрела, через широкие окна, как из клочков материи получаются шикарные платья. Сказать проще, я смотрела, что такое жизнь.