— Совершенно не могу понять его принцип, — признался Стивен. — Очень хочу показать его капитану Обри, который так хорошо разбирается в математике и движущей силе парусов. Хозяин, спросите, пожалуйста, не желает ли он расстаться с инструментом.
— Ни за что в этой долбаной жизни, — ругнулся абориген, выхватив бумеранг и прижав его к груди.
— Он говорит, что не намерен расставаться с ним, ваша честь, — перевел трактирщик. — Но не расстраивайтесь. У меня есть целая дюжина — я их продаю сметливым путешественникам по полгинеи за штуку. Выбирайте, какой вам по душе, сэр. Беннелон метнет его, чтобы показать, как он возвращается домой словно голубь. Метнешь? — Это уже гораздо громче, в ухо темнокожего.
— Че?
— Кинь его для господ.
— Наливай.
— Сэр, он говорит, что будет счастлив метнуть его для вас, и надеется, что вы поощрите его стаканчиком рома.
Чистым утром, освеженные, они продолжили путь. Стивен вез притороченным к седлу острохохлого каменного голубя, а Мартин увешал седло массой мешков с образцами — осел и так уже был перегружен.
По мере спуска к Порт–Джексону численность и разнообразие попугаев все увеличивались, равно как и их нестройные крики: стаи какаду, корелл, лори, целые тучи волнистых попугайчиков. Бросив первый взгляд на Сиднейскую бухту, путешественники не нашли фрегата на якоре там, где оставили его.
— Сегодня же двадцать третье, не так ли? — уточнил Стивен.
— Думаю, да, — подтвердил Мартин, — Я почти уверен, что вчера было двадцать второе.
Оба знали железную непреклонность капитана Обри по поводу времени отплытия, так что на пустую бухту взирали с большей чем обычно тревогой.
— Но вон же наша шлюпка проходит мимо Саут–Пойнт, — Стивен приставил к глазу подзорную трубу. — Я вижу флаг спереди.
— А вон и корабль, ха–ха, да он же у берега, там, где и стоял раньше, — воскликнул Мартин с радостью и облегчением. — А прямо за ним пришвартован еще один, более крупный.
— Кажется, это может быть давно обсуждаемый корабль из Мадраса, — предположил Стивен.
Впечатление усилилось, когда они въехали в город. Там повстречались ласкары в тугих тюрбанах, с удовлетворением разглядывавшие кандальников, и люди в странных мундирах таращились, как новоприбывшие. Путники направились прямо в переполненный трактир Райли. Пока Стивен собирался подбить счета с хозяином, Мартин отправился на корабль, двое мальчишек–бездельников катили тачку с образцами.
Знавший всё Райли рассказал Стивену, что «Уэйверли» действительно пришел из Мадраса, но официальных документов из Индии не привез, а уж тем более — почты из Европы. Он и не должен был их привезти, так что никто особо не огорчился, зато прибыли несколько офицеров, занявших зал трактира. Стивен сидел там, ожидая, пока у Райли найдется время разобраться с лошадьми.
Пока он так сидел, разглядывая бумеранг и пытаясь найти разумное объяснение его поведению, доктор почувствовал, что один из офицеров морской пехоты, сидящий у двери, разглядывает его с неослабным вниманием. Стивен задумался о том, как воспринимается пристальный взгляд, что он ощущается, даже если смотрящий находится вне поля зрения; о том, какое беспокойство он вызывает у многих существ, о том, что нельзя смотреть прямо на добычу; об обмене взглядами между полами и бесчисленном множестве их смыслов. Он все еще размышлял, когда офицер подошел к нему:
— Доктор Мэтьюрин, если не ошибаюсь?
— Да, сэр, — Стивен ответил холодно, но не резко.
— Вы меня, наверное, не помните, сэр, поскольку были тогда очень заняты, но вы оказались настолько искусны, что спасли мою ногу после боя, который Сомарес дал в Гибралтарском проливе. Моя фамилия Гастингс.
— Точно, коленная чашечка. Прекрасно помню. Сэр Уильям Гастингс, не так ли? Могу ли я закатать вашу штанину? Да, да, прекрасный шов. А тот лживый шарлатан ногу бы отрезал. Если честно, аккуратная ампутация — тоже удовольствие, но все же… А теперь у вас абсолютно здоровая нога вместо деревяшки. Очень хорошо, — он аккуратно похлопал офицера по голени. — Рад за вас.
— А я за вас, доктор.
— Вы очень добры, сэр Уильям. Вы имеете в виду колено?
— Нет, сэр. Вашу дочь. Но, может, вы не считаете, что с этим стоит поздравлять. Мне известно, что есть предубеждение против дочерей: приданое, банкет на свадьбу, вуаль и все такое. Прошу прощения.
— Не могу уследить за вашей мыслью, сэр, — Стивен посмотрел на офицера, склонив голову на бок. Сердце застучало чаще.
— Ну, наверное, я ошибся. Но когда я был в Мадрасе, туда пришла «Андромаха». Один из офицеров одолжил мне «Флотскую хронику». Просматривая повышения, рождения, смерти и браки, я зацепился взглядом за то, что принял за вашу фамилию. Хотя это мог быть совсем другой джентльмен.
— Сэр Уильям, какой это был месяц, и что там было написано?
— Насколько я помню, в апреле. Текст такой: «В Эшгроу, около Портсмута, супруга доктора Мэтьюрина, Королевский флот, дочь».
— Дорогой сэр Уильям, — Стивен стиснул ему руку, — вы не могли доставить мне более радостную и желанную новость. Райли! Райли, кому говорят! Подай лучшую бутылку, которая у тебя найдется.
Лучшая бутылка Райли на Стивена ничуть не подействовала. Чистая радость заставила его взлететь по сходням на палубу фрегата — палубу, на которой мельтешила, кажется, вся команда корабля. Хотя это вряд ли — множество матросов под эхо приказов носились как угорелые на корме. Пока Мэтьюрин таращился на украшения, флаги и тщательно свернутые канаты, появился капитан Обри. Его сопровождал Рид с мерной лентой в единственной руке. Джек выглядел похудевшим, пожелтевшим и вымотанным, но улыбнулся:
— Вы вернулись, доктор? Мистер Мартин рассказал, что вы отлично провели время.
— Так и есть. Но Джек, выразить не могу, с каким пылом рвусь обратно домой.
— Ага. Думаю, что так. Как и я. Мистер Оукс, — Джек своим могучим голосом окликнул человека на фор–брам–стеньге, — в эту вахту строп оснастят, или вам гамак наверх послать? Мы, доктор, собираемся дать губернатору и его свите прощальный обед. По этому случаю всё веселье. Время переодеться у вас будет, но Киллик, боюсь, помочь не сможет. Он трудится как пчёлка. Мистер Рид, держите ленту строго здесь и не двигайтесь, пока не прикажу.
С этими словами Джек поспешил на корму, где три каюты объединяли в одну, а доведенный до белого каления плотник приделывал к столу еще одну откидную панель.
Хотя сейчас Стивен не являл образец проницательности, но ситуацию уловил: неестественно чистые матросы, всё, что можно отполировать песком или кирпичной крошкой, сияет ярче обычного. Всех охватило волнение, обычно предшествующее крупномасштабным флотским увеселениям. Готовились к подобному, исходя из опыта Стивена, так, будто все гости — старые опытные моряки, придирчивые, враждебные адмиралы, которым только бы проверить чернение самых верхних реев или есть ли пыль под полозьями карронад. Доктор спустился в свою нижнюю каюту (разум его еще слегка пребывал в смятении) и там обнаружил, что, несмотря ни на что, Киллик разложил всю надлежащую одежду. Мэтьюрин медленно оделся, уделяя особое внимание тому, как сидит мундир, и вышел в кают–компанию, обнаружив там Пуллингса, сияющего золотыми позументами коммандера.
— Вот и вы, доктор, — лицо Тома прояснилось, — я рад, что вы вернулись. Вы сияете как новенький пенни, а радуетесь так, будто пятифунтовую банкноту нашли. Надеюсь, вы принесли старой бедной посудине хоть немного удачи. Храни нас Господь, что за неделя!
— У тебя такой вид, будто ты через сражение двух флотов прошел, Том.
— Я снова смогу улыбнуться не раньше, чем завтра после обеда, когда мы отплывем, и суша скроется за горизонтом. Такое ощущение, будто матросы сговорились доставить нам проблем и вывалять имя «Сюрприза» в грязи. В стельку пьяных матросов приносят «омары» с вежливыми советами, как их лучше держать в порядке. Чертов Неуклюжий Дэвис закован в кандалы за то, что измочалил двух часовых в желе и выкинул в море их мушкеты, когда они попытались помешать ему посадить девку в шлюпку. А Угрюмый Джек все–таки привез девку: будучи накоротке с коком, он ее притащил на борт посреди бела дня, завернутую, будто свиную тушу. Он ее держал в форпике и кормил как бойцового петуха через лючок. Когда его разоблачили, заявил, будто это вовсе не простая женщина, он хочет жениться, а это освободит ее. Не будет ли капитан так добр? Разумеется, ответил капитан. Потом можешь получить расчет и сойти на берег с ней — корабль жен на борт не берет. Угрюмый Джек хорошенько подумал над таким предложением, и невеста отправилась на берег одна. Теперь все матросы его презирают. Еще один бедный идиот учудил… кое–что еще. Боже, как же я молился об отделении морских пехотинцев! Перед возвращением губернатора проклятые чиновники немного «потеплели», но к этому времени матросы уже погубили нашу репутацию. Хотя сейчас дела идут более гладко, и мы снова пришвартованы у причала, я не вижу особенной любви между кораблем и берегом. В жизни не видел капитана таким измученным или склонным… вы бы сказали, к раздражению. — Пробило четыре склянки. — А теперь, доктор, — продолжил Пуллингс, — мне пора окинуть все взглядом, а вам, наверное, надеть бриджи.