Потом он спросил: где Танк? где Мизинец? Грач-один поколебался немного и рассказал… Грач-один, как и Грек, тоже воевал в Афгане. Посочувствовал… рассказал. Грек, скользя наручниками по вертикальной стойке душа, опустился на дно ванны, заплакал.
Грач-один курил, смотрел на него сверху.
— Может, отпустишь? — спросил Грек. — Я на край света, в Таджикистан уеду… Как мышь молчать буду. Отпусти, брат.
— Отпущу, — сказал Грач-один, снял наручники и дал ему сигарету.
Грек схватил ее мокрыми руками. Грач-три дал ему прикурить. Когда Грек повернул голову к огоньку зажигалки, Грач-один выстрелил в висок Грека из ТТ. Пистолет был обмотан полотенцем, и звук выстрела прозвучал негромко.
Тэтэху покойного Мизинца вложили в руку мертвеца.
Рыжий выслушал доклад. Сказал:
— Вот как… любопытно. Ай да боевик закрутили. Впрочем, детали меня не интересуют.
Николай Николаевич промолчал, вышел из гостиной. Рыжий повернулся к помощнику:
— Ну, когда летим? Узнал, Гена?
— Как минимум еще четыре часа Москва будет закрыта — сплошные грозовые фронты.
— Ну и хрен с ним! Соедините-ка меня с Колькой Наумовым. Коли уж застряли тут, нужно с Колей-Ваней пообщаться.
Через двадцать секунд Рыжий уже разговаривал с Наумовым.
— Здравствуй, Иваныч, старый капер[20] балтийский, — весело сказал он в трубку.
— Э-э, да никак это сам Анатолий Борисович?
— Он и есть, — подтвердил Анатолий Борисович.
— Ну, наше-то каперство балтийское рядом с вашим столичным — сущая мелочь. Ты ж, говорят, уже всю Россию распродал?
— Врут, суки. Только половину. А вторую, едрен батон, Борис Абрамыч по сходной цене шинкует… Слушай, Иваныч, я тут у вас застрял из-за погоды в Москве. Может, посидим, потолкуем?
— Так ты в Питере? — удивился Наумов. На самом-то деле он совсем не удивился, а оттягивал время, пытаясь сообразить, что может стоять за предложением Рыжего. Каких-либо приятельских отношений между ними не было. Предложение «посидеть, потолковать» означало только то, что где-то их интересы пересеклись. Рыжий просто так ничего не делает. — Так ты в Питере?
— Да, в резиденции, где обычно. Подъедешь? — спросил Рыжий. Он тоже отлично понимал, о чем сейчас думает Наумов. Поэтому действовал с напором. Впрочем, он всегда действовал с напором.
— Конечно. Через часик подскочу.
— Да брось ты. Тебе езды десять минут.
— Э-э… видишь ли, Толя, у меня…
— Брось! Не царское это дело. Прикажи — стрельцы и трахнут. А мы тем временем пузырь раскатим, — весело и беспечно говорил человек, «купивший эту страну». — Давай, давай, Коля, подгребай. Если нет денег на трамвай, бери такси… Я заплачу.
— У меня проездной, — в тон ему ответил Наумов. — Еду.
Встреча двух людоедов началась в гостиной, где Толя с Колей по-братски обнялись и похлопали друг друга по спине, выпили по рюмке коньяку и потрепались.
Серьезный разговор произошел в бильярдной. В бильярд оба играли постольку-поскольку (козе понятно, что уважающий себя российский чиновник должен играть в теннис!) и шары катали для видимости. Бильярдную выбрали потому, что там стоял генератор помех и ни один из людоедов не смог бы провести тайную запись разговора. Впрочем, это все пустое… Чего им бояться в стране, которую они купили? Или — наоборот — продали?… Впрочем, и это не существенно. Купили? Продали? Какая, к маме, разница? Было б из-за чего животом мучиться? Прими стакан на грудь — и все пройдет!
— А с какой, кстати, бабенки-то я тебя снял? — спросил, разбивая пирамиду, Рыжий. — С блондиночки? С брюнеточки?
— С рыжей, — ответил Наумов.
Это была неправда. Когда раздался звонок, он сидел над рабочими бумагами. Но, принимая правила игры, ответил так, как надо.
— Рыжие — они, Коля, очень темпераментные в койке, — сказал Рыжий и погладил себя по голове.
— Ага… особенно рыжие негритянки.
— Точно. Эти особенно злые до гребли… А, кстати, зачем ты, Коля, Мишку Малевича прессовал?
Наумов замер. Он стоял, согнувшись, готовился нанести удар. На секунду он замер, но потом все-таки ударил и забил.
— Хорошо вошел, — весело сказал Николай Иваныч… Вот, значит, что! Рыжий знает о его проблемах с Малевичем!… Или не знает, а берет на понт? — Хорошо вошел… Что ты про Мишку говоришь?
Наумов выпрямился, встретился глазами с Рыжим.
— Ты, Коля, слышал мой вопрос. Зачем переспрашиваешь?
Николай Иваныч вытащил забитый шар из лузы:
— Один — ноль.
— Да… Но не в твою пользу, Коля.
— А в чем, собственно, проблема?
— В том, что Мойшу поставили на бабки. Вице-губернатора! Моего кореша! Нормально, да? Как ты думаешь, Коля, кто в Питере может такое себе позволить? Паханы ваши сраные? А, Коля?
Наумов, спокойно намазывая кончик кия мелом, спросил:
— Ты хочешь сказать, что это я?
— А больше-то некому! Мне ведь насрать на Мойшу. Был и помер… хер-то с ним, с Мойшей. Но это мне вызов, Колян. Ай, как нехорошо! И — глупо!
Наумов Рыжего не боялся. Никаких комплексов по отношению к нему не испытывал. Он был отлит из того же металла. При другом раскладе мог бы сам оказаться на месте Рыжего… И сейчас он видел, что возмущение Анатолия Борисовича притворно.
— Малевич взял у меня деньги на выборы, — спокойно ответил Наумов. — Обещал расплатиться, да только бабки они разворовали, выборы бездарно провалили… Потому, кстати, Толя, и провалили, что бабки раздербанили. И объявили мне дефолт. Ты понял?
— Понял. Я, собственно, так и думал. И ты выставил ему счет?
— Да. Более того, я выставил ему смешной счет, всего на четверть реальной суммы… Ты думаешь — я его убил?
Рыжий положил кий на стол.
— Нет, — сказал он, — я так не думаю. Я знаю, кто убил. Знаю, кто заказал. Теперь я знаю почти все, Николай Иваныч.
— Вот как? Поделись.
— Зачем? Плюнь и забудь. Да вот еще что… тут у тебя есть такой Обнорский. Знаком?
— Знаком. Даже хочу его взять под себя.
— Так ты к нему не подходи. Это мой человек. Вот теперь Наумов удивился по-настоящему:
— Обнорский на тебя работает?
20
Капер — пират, имеющий официальное разрешение своего государства на грабеж судов противника во время военных действий.