– Великолепная идея, сэр! – с энтузиазмом откликнулся Битти. – Уверен, сэр Хэл, для вас все это привычно, но для нас, сухопутных жителей, ограниченное пространство на борту стало уже слишком утомительным.
Хэл согласно кивнул:
– Я отправлю Гая на берег вместе с вами. Полагаю, вам захочется всегда иметь под рукой своего секретаря.
Хэл был доволен тем, что достиг самых насущных целей: во-первых, разделил Тома и Гая, а во-вторых, разделил Тома и Кэролайн. Потому что обе эти ситуации могли взорваться в любой момент, как пороховая бочка.
– Я отправлю вас на сушу, как только мы спустим свои лодки, – продолжал Хэл, – но, возможно, это произойдет лишь поздно вечером. – Он посмотрел на спускавшееся к горизонту солнце. – Но вы пока можете уложить свои вещи и подождать до утра, а уже потом перебираться с корабля.
– Вы очень, очень добры, капитан. – Битти отвесил поклон.
– А когда у вас появится возможность, вы, вероятно, захотите нанести визит вежливости голландскому губернатору, его зовут ван дер Стел, Симон ван дер Стел. Сам я буду очень занят делами здесь, на корабле, и вы окажете мне огромную услугу, если исполните этот долг также от моего имени и от имени компании.
Битти снова поклонился:
– С огромным удовольствием, сэр Хэл!
Прошло больше двадцати лет с тех пор, как Хэл со своей командой бежали из плена, из подземной темницы замка, и в поселении едва ли остался хоть кто-то, кто мог бы его узнать, но он все равно оставался осужденным преступником, и над его головой висел смертный приговор.
К тому же во время побега из форта Хэл и его товарищи были вынуждены убить многих тюремщиков и преследователей, просто в целях самозащиты, однако голландцы могли смотреть на все иначе. И если бы Хэла узнали, он мог моментально очутиться перед голландским трибуналом, где его обвинили бы во всех этих преступлениях, и тогда его могло ожидать пожизненное заключение, а то и виселица, как его отца.
Поэтому официальный визит к губернатору колонии едва ли выглядел мудрым шагом. Направить туда Битти – куда лучшее решение.
И конечно же, Хэлу следовало еще и собрать все возможные новости в поселении. Каждый корабль, возвращавшийся с Востока, независимо от порта приписки, останавливался в порту мыса Доброй Надежды. И в тавернах и публичных домах порта можно было узнать все, что угодно.
Извинившись перед семейством Битти, Хэл отошел и позвал Большого Дэниела и Эболи.
– Как только стемнеет, сойдете на берег. Держите наготове одну из лодок.
До полнолуния оставалось четыре дня. Гигантская гора нависала над ними – ее ущелья и скалы посеребрили лунные лучи, когда лодка скользила к берегу по сияющей дорожке.
Хэл сидел на корме между Эболи и Большим Дэниелом. Все трое закутались в плащи, надвинули на лбы шляпы, а под плащами спрятали пистолеты и сабли. Гребцы также были вооружены – двенадцать надежных людей под командой Эла Уилсона.
Лодка выскочила на берег на пенном гребне одной из атлантических волн, с шипением упавшей на песок. Как только волна стала отступать, гребцы выскочили из баркаса и вытащили его выше, на сухое место.
– Присматривай за людьми, Эл. Не позволь им сбежать в поисках выпивки и женщин, – предостерег Уилсона Хэл. – Возможно, нам придется сильно поспешить, когда мы вернемся.
Хэл и его товарищи прошли по белому песку вдоль кромки моря и, как только нашли тропу, сразу повернули к домам, столпившимся под стенами форта. В некоторых окнах светился огонь, а когда моряки подошли ближе, они услышали музыку, пение и пьяные крики.
– Тут мало что изменилось с тех пор, как мы здесь были в последний раз, – проворчал Эболи.
– Торговля идет все так же хорошо, – согласился Большой Дэниел.
Он, слегка нагнувшись, вошел в дверь первой же таверны на самом краю поселения. Его спутники последовали за ним.
Свет внутри оказался таким тусклым, а табачный дым – таким густым, что им потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли и могли что-то рассмотреть.
В небольшом помещении толпились темные фигуры посетителей; здесь воняло пропотевшими телами, трубочным дымом и плохим спиртным. Шум стоял оглушительный, а когда Хэл с товарищами, войдя, остановились ненадолго, мимо них, шатаясь, вышел наружу какой-то матрос. Он, спотыкаясь, добрался до края песчаных дюн, где упал на колени, и его шумно и обильно вырвало. А он тут же свалился лицом в лужу собственной рвоты.