– Да, вы правы, – пробормотал Залесный. – Возможно, мне удастся добиться от них большей откровенности?
– Я очень на это надеюсь. Понимаете… С тех пор как у меня стало ухудшаться здоровье, мне пришлось уволиться с работы. Мы все стали жить на доходы мужа. А теперь он исчез, и денег тоже не стало. А следователь, который занимался этим делом до вас…
– Из вашего районного отделения?
– Да. Так вот, мне показалось, что он вообще не хочет работать. Начать с того, что он не хотел брать у меня заявление, а когда все-таки взял, все равно работал спустя рукава, он даже не позвонил ни по одному из телефонов, которые я ему дала. Это он мне и сказал, чтобы я не искала мужа. Посмотрел на его фотографию, потом перевел взгляд на меня и сказал, что где-то понимает мужа и что вряд ли мне стоит его искать.
На стол легла фотография Сергея Пухликова. Взглянув на нее, Залесный понял, о чем говорит Нина. Если на ней минувший год сказался самым скверным образом, то на господине Пухликове – напротив. Его и без того круглые щечки обрели какой-то атласный отлив, были розовыми и очень свежими. Сам он производил впечатление человека, у которого в жизни полный порядок как со здоровьем, так и с личной жизнью.
– Ваш муж очень хорошо выглядит.
– В отличие от меня, – усмехнулась Нина. – Вы не подумайте, я ведь все понимаю. Я стала уродиной, вот муж и переметнулся от меня к какой-нибудь молодой красотке. Я совсем не в претензии. Просто мне необходимо убедиться, что с ним все в порядке. И… и получить доступ к своей части денег. Ведь мы с мужем до того, как я заболела, зарабатывали примерно одинаково. А теперь получается, что у меня ничего нет, что я и дети – нищие. Квартиру и дом бабушки мы продали, на эти деньги построили коттедж. Но он записан полностью на моего супруга.
– Вы же состоите с ним в законном браке?
– В том-то и дело, что уже нет.
– Вы развелись?
– Как раз когда мы заканчивали строительство и оформляли бумаги на наш коттедж, мы с мужем и развелись.
– Почему?
– Он сам настоял на разводе, сказав, что это будет фиктивно, но облегчит нам оформление какой-то ссуды, которую он надеялся получить в дальнейшем в банке для покупки обстановки и мебели. Что иначе потребуется куча справок и обо мне тоже.
На этом месте Нина покраснела. На ее бледных щеках распустились два алых бутона, так что Залесный не мог этого не заметить. И он невольно насторожился. Что за постыдную тайну скрывает ото всех Нина?
Но вслух Залесный лишь уточнил:
– Значит, в настоящее время вы с мужем находитесь в разводе?
– Вот именно.
– И дом, в котором вы живете, записан на него?
– Да.
– Но вы и дети прописаны в этом доме?
– Нет.
– Почему? – окончательно пришел в недоумение Залесный.
– Мы все прописаны у моей мамы, – принялась объяснять ему Нина.
– Муж подсчитал квартплату и нашел, что так получится гораздо дешевле. Мама у меня блокадница, имеет множество льгот по квартплате. Нам было выгоднее, чтобы я и дети числились у нее. Одно дело платить вчетвером за маленькую квартирку, где коммунальные расходы совсем невелики, и совсем другое, когда речь идет о большом доме.
– Ну да, ну да, – пробормотал Залесный, хотя в душе подумал о том, что весь этот мухлеж с квартплатой был затеян мужем Нины исключительно для того, чтобы выписать бывшую супругу и детей из дорогого коттеджа.
Вот только сама Нина явно об этом не задумывается.
– Я пыталась и мужа прописать к маме, но она категорически отказалась. Как много лет назад отказалась, так и теперь повторила, что квартира только ее, ноги Сережи в ней не будет. Хорошо, что хоть моя бабушка в свое время была добрее и согласилась прописать Сережу у себя.
– Другими словами, у коттеджа имеется один-единственный хозяин – ваш бывший супруг, – вернулся к животрепещущей теме следователь. – И если он захочет, то запросто сможет вас троих из дома просто выкинуть?
– Ну, выкинуть вряд ли, все-таки Коля и Вика – это его родные дети. Но все равно такое положение вещей меня здорово напрягает. Ведь неизвестно, где сейчас мой муж. И неизвестно, что за люди его окружают. Вполне возможно, что они попытаются провернуть какую-нибудь аферу с домом. А мы с детьми ничего не узнаем до самого последнего момента, до тех пор, как нас не попросят съехать!
И, стиснув руки, она прошептала или даже скорей простонала:
– И если бы вы только знали, как мне из-за этого страшно! Дети меня не слушаются. Сын отбился от рук, дома почти не появляется. Дочь все от меня скрывает.
– Что именно?
– Абсолютно все!